Айвенго (с иллюстрациями)

Скотт Вальтер

– Оставайся на месте,гордый рыцарь, или подойди, если хочешь! Но один шаг вперёд- и я брошусь вниз. Моё тело разобьётся о камни этого двора, прежде чем я стану жертвой твоих грубых страстей.

Говоря это,она подняла к небу свои сжатые руки, словно молилась о помиловании души своей перед роковым прыжком. Храмовник заколебался. Его решительность,никогда не отступавшая ни перед чьей скорбью и не ведавшая жалости, сменилась восхищением перед её твёрдостью.

– Сойди,- сказал он,- сойди вниз, безумная девушка. Клянусь землёй, морем и небесами, я не нанесу тебе никакой обиды!

– Я тебе не верю, храмовник,- сказала Ревекка,- ты научил меня ценить по достоинству добродетели твоего ордена. В ближайшей исповедальне тебе могут отпустить и это клятвопреступление- ведь оно касается чести только презренной еврейской девушки.

– Ты несправедлива ко мне!- воскликнул храмовник с горячностью.- Клянусь тебе именем, которое

ношу, крестом на груди, мечом, дворянским гербом моих предков! Клянусь,что я не оскорблю тебя! Если не для себя, то хоть ради отца твоего сойди вниз. Я буду ему другом, а здесь, в этом замке, ему нужен могущественный защитник.

– Увы,- сказала Ревекка,- это я знаю. Но можно ли на тебя положиться?

– Пускай мой щит перевернут вверх ногами,пускай публично опозорят моё имя, - сказал Бриан де Буагильбер,- если я подам тебе повод на меня жаловаться. Я преступал многие законы,нарушал заповеди,но своему слову не изменял никогда.

– Ну хорошо, я тебе верю,- сказала Ревекка, спрыгнув с парапета и остановившись у одной из амбразур, или machicolles, как они назывались в ту пору.- Тут я и буду стоять,- продолжала она,- а ты оставайся там,где стоишь. Но если ты сделаешь хоть один шаг ко мне, ты увидишь, что еврейка скорее поручит свою душу богу, чем свою честь - храмовнику.

Мужество и гордая решимость Ревекки, в сочетании с выразительными чертами прекрасного лица,придали её осанке,голосу и взгляду столько благородства, что она казалась почти неземным существом.Во взоре её не было растерянности, и щёки не побледнели от страха перед такой ужасной и близкой смертью, напротив- сознание, что теперь она сама госпожа своей судьбы, вызвало яркий румянец на её смуглом лице и придало блеск её глазам. Буагильбер, человек гордый и мужественный,подумал, что никогда ещё не видывал такой вдохновенной и величественной красоты.

– Помиримся, Ревекка, - сказал он.

– Помиримся, если хочешь,- отвечала она,- помиримся, но только на таком расстоянии.

– Тебе нечего больше бояться меня,- сказал Буагильбер.

– Я и не боюсь тебя,- сказала она.
– По милости того, кто построил эту башню так высоко, по милости его и бога Израилева я тебя не боюсь.

– Ты несправедлива ко мне,- сказал храмовник.
– Клянусь землёй, морем и небесами,ты ко мне несправедлива!Я от природы совсем не таков, каким ты меня видишь- жестоким,себялюбивым,беспощадным.Женщина научила меня жестокосердию, а потому я и мстил всегда женщинам, но не таким, как ты. Выслушай меня, Ревекка. Ни один рыцарь не брался за боевое копьё с сердцем, более преданным своей даме, чем моё. Она была дочь мелкопоместного барона. Всё их достояние заключалось в полуразрушенной башне, в бесплодном винограднике да в нескольких акрах тощей земли в окрестностях Бордо. Но имя её было известно повсюду,где оружием совершались подвиги,оно стало известнее,чем имена многих девиц, за которыми сулили в приданое целые графства. Да,- продолжал он, в волнении шагая взад и вперёд по узкой площадке и как бы забыв о присутствии Ревекки, - да, мои подвиги, перенесённые мной опасности, пролитая кровь прославили имя Аделаиды де Монтемар от королевских дворов Кастилии и до Византии.А как она мне отплатила за это?Когда я воротился к ней с почестями, купленными ценой собственной крови и трудов, оказалось, что она замужем за мелким гасконским дворянином,неизвестным за пределами его жалкого поместья. А я искренне любил её и жестоко отомстил за свою поруганную верность. Но моя месть обрушилась на меня самого. С того дня я отказался от жизни и всех её привязанностей.Никогда я не буду знать семейного очага.В старости не будет у меня своего тёплого угла. Моя могила останется одинокой, у меня не будет наследника, чтобы продолжать старинный род Буагильберов. У ног моего настоятеля я сложил все права на самостоятельность и отказался от своей независимости. Храмовник только по имени не раб, а в сущности, он живёт, действует и дышит по воле и приказаниям другого лица.

– Увы, - сказала Ревекка, - какие же преимущества могут возместить такое полное отречение?

– А возможность мести, Ревекка,- возразил храмовник,- и огромный простор для честолюбивых замыслов.

– Плохая награда, - сказала Ревекка, - за отречение от всех благ, наиболее драгоценных для человека.

– Не говори этого! воскликнул храмовник.- Нет, мщение- это пир богов. И если правда, как уверяют нас священники, что боги приберегают это право для самих себя, значит они считают это наслаждение слишком ценным, чтобы предоставлять его простым смертным.А честолюбие!Это такое искушение,которое способно тревожить человеческую душу даже среди небесного блаженства.
– Он помолчал с минуту, затем продолжал: - Клянусь богом, Ревекка, та, которая предпочла смерть бесчестию, должна иметь гордую и сильную душу. Ты должна стать моей.Нет,не пугайся,- прибавил он,- я разумею моей, но

добровольно, по собственному желанию. Ты должна согласиться разделить со мною надежды более широкие, чем те, что открываются с высоты царского престола. Выслушай меня, прежде чем ответишь,и подумай, прежде чем отказываться. Рыцарь Храма теряет, как ты справедливо сказала, свои общественные права и возможность самостоятельной деятельности, но зато он становится членом такой могучей корпорации,перед которой даже троны начинают трепетать.Так одна капля дождя, упавшая в море, становится составной частью того непреодолимого океана, что подтачивает скалы и поглощает королевские флоты.Такова же всеобъемлющая сила нашей грозной лиги,и я далеко не последний из членов этого мощного ордена. Я состою в нём одним из главных командоров и могу надеяться со временем получить жезл гроссмейстера.Рыцари Храма не довольствуются тем, что могут стать пятой на шею распростёртого монарха. Это доступно всякому монаху, носящему верёвочные туфли. Нет, наши тяжёлые стопы поднимутся по ступеням тронов, и наши железные перчатки будут вырывать скипетры из рук венценосцев. Даже в царствование вашего тщетно ожидаемого мессии рассеянным коленам вашего племени не видать такого могущества, к какому стремится моё честолюбие. Я искал лишь родственную мне душу, с кем бы мог разделить свои мечты, и в тебе я обрёл такую душу.

– И это говоришь ты женщине моего племени!-воскликнула Ревекка.- Одумайся!

– Не ссылайся, - прервал её храмовник, - на различие наших верований. На тайных совещаниях нашего ордена мы смеёмся над этими детскими сказками. Не думай, чтобы мы долго оставались слепы к бессмысленной глупости наших основателей,которые предписали нам отказаться от всех наслаждений жизни во имя радости принять мученичество, умирая от голода, от жажды, от чумы или от дротиков дикарей, тщетно защищая своими телами голую пустыню, которая имеет ценность только в глазах суеверных людей. Наш орден скоро усвоил себе более смелые и широкие взгляды и нашёл иное вознаграждение за все наши жертвы. Наши громадные поместья во всех королевствах Европы,наша военная слава, гремящая во всех странах и привлекающая в нашу среду цвет рыцарства всего христианского мира, - всё это служит целям, которые и не снились нашим благочестивым основателям, но мы храним это в тайне от тех слабых умов, которые вступают в наш орден на основании старинного устава и пребывают в старых предрассудках,а мы используем их как слепое орудие нашей воли.Но я не стану больше разоблачать перед тобой наши тайны. Я слышу звуки трубы. Быть может, моё присутствие необходимо. Подумай о том, что я сказал тебе. Прощай! Не прошу прощения за то, что угрожал тебе насилием. Благодаря этому я узнал твою душу. Только на пробном камне узнаётся чистое золото. Я скоро вернусь, и мы ещё поговорим.

Он прошёл через комнату и стал спускаться по лестнице,оставив Ревекку одну. Даже перед лицом страшной смерти, которой она собиралась себя подвергнуть, не испытывала она такого ужаса, какой ощущала при виде яростного честолюбия отважного злодея, во власть которого попала. Когда она возвратилась в башенную комнату, первым её делом было возблагодарить бога за оказанное ей покровительство,моля его и далее простереть свой покров над нею и её отцом. Ещё одно имя проскользнуло в её молитве: то было имя раненого христианина, которого судьба предала в руки кровожадных людей, личных врагов его.Правда, совесть упрекала её за то, что, даже обращаясь к божеству, она в набожной молитве вспоминала о человеке, с которым ей никогда не суждено было соединиться, о назареянине и враге её веры. Но молитва была уже произнесена, и, каковы бы ни были предрассудки её единоверцев, Ревекка не хотела от неё отказаться.

Глава XXV

В жизни своей не видел я таких омерзительных каракулей!

Тут сам чёрт ногу сломит!

«Она уступает, чтобы победить»

Войдя в большой зал замка, храмовник застал там де Браси.

– Ваши любовные похождения,- сказал де Браси,- вероятно, были прерваны, как и мои, этими оглушительными звуками. Но вы пришли позднее меня и с явной неохотой,из чего я заключаю,что ваше свидание было гораздо приятнее,чем моё.

– Значит,вы успешно сватались к саксонской наследнице?- спросил храмовник.

– Клянусь костями Фомы Бекета,- отвечал де Браси,- эта леди Ровена, наверно, слышала, что я не выношу женских слёз.

– Вот тебе раз!- молвил храмовник.- Предводитель вольной дружины обращает внимание на женские слёзы? Удивительно! Если несколько капель и упадёт на факел любви, пламя разгорится ещё ярче.

– Спасибо за несколько капель!- возразил де Браси.
– Эта девица пролила столько слёз,что потушила бы целый костёр.Такой скорби,таких потоков слёз не видано со времён святой Ниобы, о которой нам рассказывал приор Эймер. Точно сам водяной бес вселился в прекрасную саксонку.