Азбука для побежденных
Шрифт:
— А если я поделаю? — прищурилась Аполлинария. — Вот возьму сейчас, и наподдам вам, господин кот, по попе зонтиком?
— Ха, — кот ухмыльнулся. — Ну, наподдадите. А что это изменит? Я перестану есть мясо? Вороны перестанут бить голубей? Среди голубей перестанут рождаться дураки, верящие в нелепые сказки? Синяк на попе пройдет, я прощу обиду, но жизнь-то от этого события не изменится. Всё будет идти, как положено, сударыня. Это я вам заявляю со всей ответственностью, как четвертая сила.
— А вы не упрощаете тему? — спросила Аполлинария.
— Нет, сударыня. Это вы пытаетесь её сейчас усложнить, и совершенно зря вы это делаете, — наставительно
Он спрыгнул с лавочки, и побежал туда, куда голуби до того отнесли тело своего поверженного вожака. Аполлинария встала, взяла зонтик, и не торопясь пошла в другую сторону, к выходу из сквера.
— А что вы хотели? — пожала плечами официантка. — Конечно, это всё грустно. Но жизнь, моя дорогая, в принципе штука не очень веселая. С этим, думаю, вы не сможете не согласиться.
— Не могу отделаться от ощущения горчайшей несправедливости, — пожаловалась Аполлинария. — Тот голубь, которого убили вороны… он был хороший, и это чувствовалось. Он желал добра тем, с кем разговаривал. Он хотел, как лучше… только, умоляю, не говорите, что получилось как всегда, — попросила Аполлинария. — Я и сама вижу. Но всё равно, как по мне, лучше бы ему было остаться в живых.
— Наивные не остаются в живых, — вздохнула официантка. — Идеалисты не остаются в живых. Доверчивые и верящие не остаются. В этом кот был абсолютно прав. Вы ведь сами должны это понимать. Вот кому, скажите, доверился этот голубь? Только честно.
— Своим соратникам, наверное, — предположила Аполлинария.
— Правильно. И что же сделали его соратники, когда напали вороны? Либо подставились, и были убиты, либо улетели, кто куда, — официантка развела руками. — Поля, поймите простую вещь. Это — голуби. И голубям, равно как и всем другим живым тварям, тоже присуще постоянство основы. Это их основа, быть вот такими. Стань они кем-то иным, они бы просто вымерли. И вороны бы вымерли, не осознай они суть своей основы, а именно — прислужничать тем, кто запросто может откусить головы уже им самим.
— Но тогда, получается, вся эта конструкция построена на страхе? — спросила Аполлинария.
— На чём же ещё, — подтвердила официантка.
— Но кот… он, вроде бы, никого не боится, — заметила Аполлинария. Официантка засмеялась.
— Боится, и ещё как, — заверила она. — Но никогда в этом не признается.
— То есть на каждую силу найдется та, которая окажется ещё сильнее? — догадалась Аполлинария.
— Так и есть, — кивнула официантка. — Другой вопрос — можно ли найти эту силу, и понять, что она вообще существует. Ведь такие, как кот, предпочитают, чтобы их считали венцом творения в этой схеме, а это, конечно, совсем не так.
— Ясно, — Аполлинария
— Это его оружие. Главное оружие, — объяснила официантка. — Оружие, с помощью которого он может влиять на ту силу, которая гораздо могущественнее, чем он сам. Не только страх держит эту систему в равновесии, Поля. Есть ещё один немаловажный фактор, который помогает существовать всей конструкции.
— Любовь, — догадалась Аполлинария.
— Верно. Именно любовь, которая на самом деле является самой беспощадной и страшной силой в этой вселенной, — в голосе официантки послышалась печаль. — Но, думаю, знать вам об этом пока что ещё рано.
— Почему? — спросила Аполлинария с удивлением.
— Потому что нельзя рассказать о том, что ещё не познано, — ответила официантка.
— А вы? Вы сами уже познали любовь? — Аполлинарии вдруг сделалось не по себе.
— В некотором смысле, — ответила официантка. — Думаю, нам стоит поговорить об этом позже. Уж точно не сегодня и не сейчас. Предлагаю закончить этот разговор, и давайте-ка мы втроем выпьем кофе, а то ваша подруга, наверное, скучает и сердится.
— Давайте, — согласилась Аполлинария. — Но… один момент. Знаете, я сейчас очень глупо себя чувствую, — призналась она. — Снова меня победили, причем во всём, и сделал это всего лишь кот. Как я могла так нелепо попасться? Он ведь обвел меня вокруг пальца, сидел рядом, разговаривал, переводил, и я ему верила.
— Почему бы вам было ему не верить? — удивилась официантка. — Он ведь не сказал вам ни слова лжи, Поля.
— Но и правду он не сказал. По крайней мере, в начале событий. Или… или это я поняла его неверно? — Аполлинария задумалась. — Как же это сложно всё.
— Да уж, непросто, — подтвердила официантка. — Пойдемте пить кофе, Поля. Иной раз кофе — это лучший ответ на все вопросы. Вы согласны?
— Да, — покивала Аполлинария. — Всё так и есть.
Старухи, как всегда, сидели на своей лавочке, и занимались вязанием. Аполлинария, несколько приободрившаяся после разговора с официанткой, подошла к ним, и приветливо улыбнулась.
— Ну как погуляла, Поля? — спросила тётя Мирра.
— Неплохо, — ответила Аполлинария. — Приняла участие в небольшой, но поучительной истории.
— И что же это за история такая? — спросила бабуля Мелания.
— Я видела стаю голубей в сквере…
Аполлинария кратко пересказала старухам своё приключение. Те слушали молча, не перебивая, и, после того, как Аполлинария закончила свой рассказ, баба Нона сказала:
— Ну, это дело известное. Не принимай близко к сердцу, девочка. Эти голубей, всяких и разных, триллионы триллионов, и случаются между ними как старые да облезлые, так и такие, с белым пером на жопе, которые во всякое горазды. А кончается всегда всё одинаково. Правильно тебе официантка всё растолковала. Вот только про одно она сказать позабыла.
— И про что же? — спросила с интересом Аполлинария.
— Про последнюю силу, которая много мощнее чем любовь. Это смерть, — ответила бабуля Мелания, и щёлкнула ножницами. — Любовь, оно хорошо, конечно. Только смерть, она, знаешь ли, в конце концов заберет всех. И цивилизацию голубей, и цивилизацию котов… думаю, можно не продолжать. Перед ней все бессильны, и она-то и есть на самом деле наиглавнейшее постоянство этой основы.
— А можно про это сейчас не говорить? — попросила Аполлинария. — Мне и так не по себе от этих событий, а тут ещё и это…