Бабочка маркизы Помпадур
Шрифт:
Яблоки она носила продавать к дороге, раскладывала на земле бабкин платок, а на нем, горкой, яблоки. И проезжавшие мимо машины останавливались.
Тогда он начинал сомневаться в ее историях, уж больно они походили на сказку. Но яблоки заканчивались, и королева возвращалась в прежний образ.
Однажды она осталась в нем навек.
И вот теперь эта…
Ей не по душе происходящее. Она лишь терпит прикосновения Лехи и, когда он отворачивается, позволяя ей вздохнуть свободно, ищет, ищет кого-то взглядом.
Его.
Еще не знакомы, но уже связаны. Возможно,
– Нас, – шепотом повторил Ланселот и склонился, пряча от гостей улыбку. – Нас…
Надо только подождать немного. Он еще не готов.
Он помнил первый свой побег из дому. Колотящееся сердце. Синий рюкзак, доверху заполненный сухарями, конфетами, ломаным печеньем и двухлитровой банкой варенья, которую он для надежности обернул спортивными штанами. Лямки впивались в плечи, и внутренний голос нашептывал, что далеко сбежать не выйдет. Он быстро устанет, и вообще глупо сбегать прямо сейчас. Скоро вечер. А мама затеяла пироги, и дед вот-вот доделает велик. В конце концов, он же не отказывается от самой идеи побега, но лишь откладывает его на время. До пирогов и велика.
Если разобраться, то ехать удобнее, чем идти.
Но Кара ждала.
В тайном месте, принадлежавшем только им. Когда-то здесь жил людоед – мать придерживалась обычной версии, старик-алкоголик, – но он умер, выпив отравленной воды, и теперь хижина его была свободна. Домишко, просевший на три угла, и четвертый держался на подпорках. Крыша с проломами, сквозь которые внутрь дома забирается хмель. Шишки его, созревая, одуряюще пахнут, и у Ланселота кружится голова.
– Эй, – Кара оседлала оглоблю старой телеги, что давным-давно вросла в зелень лужайки. – Я уже думала, что ты не придешь.
– Пришел.
– Это хорошо. Пошли, что ли?
– Куда? – он вцепился в лямки, подозревая, что еще немного, и позорно кувырнется на спину, не справившись с весом рюкзака.
– Куда-нибудь. Отсюда.
На ней сегодня рваный свитер, длинный, как платье. И сквозь дыры просвечивает то желтушная майка, то белое Карино тело. На ногах – стоптанные кроссовки, чьи носы перевязаны веревками. Кара не взяла рюкзака, да и вообще ничего, кроме толстой книги с картинками.
История о рыцарях Круглого стола и королеве.
Ланселот устал быстро, а Кара вот совсем не устала, она шла, глядя исключительно перед собой, сосредоточенная и упрямая. И было очевидно, что она обязательно дойдет, неважно куда – куда захочет, хоть бы и в Африку или к шоссе.
Темнело. Солнце повисло над лесом, и подумалось, что домой возвращаться придется в темноте. А он темноты не любит. Но Кара бодро зашагала вдоль трассы.
– Ты куда? Мы вообще заблудимся…
– Не заблудимся. Мы же вдоль дороги идем. А дороги куда-то ведут.
– К городу. До него – сорок километров, – так говорил папа, сетуя на то, что опять пришлось тащиться в этакую даль, а мама вздыхала, что автобусы плохо ходят и до рынка не доедешь, особенно если ребенок плохо переносит автобус. И Ланселот знал, что речь о нем, потому как он и вправду
Но на автобусе ехать приходилось долго. И пешком они точно не дойдут.
– О чем ты мечтаешь? – Кара соизволила остановиться, дожидаясь его. В сумерках она выглядела такой хрупкой, такой уязвимой… надо отвести ее домой.
Объяснить маме… папе… они же поймут, что Каре просто некуда деваться, что ей плохо у себя, вот она и придумывает всякое. А на самом деле Кара – добрая. Маме просто надо получше ее узнать. Тогда она… что? Заберет Кару от родителей?
А почему бы нет.
В его комнате хватит места двоим. И одеждой Ланселот поделится – он уже приносил свои старые штаны, соврав, что потерял их. И майки отдавал. Каре подходит. Она вообще неприхотливая, как выразился бы дед. А еды у них много. Всегда ведь остается, и оставшееся выливают свиньям.
– Не знаю, – соврал он, мечтая оказаться дома.
– Плохо. Человек должен точно знать, о чем он мечтает. Иначе как его мечта исполнится?
Он не знал и, остановившись, сбросил рюкзак. Надо было отдышаться.
– Варенья хочешь?
– Хочу.
Кара ела все. Кислые яблоки. Сухой хлеб. Вчерашние бутерброды, на которых колбаса уже начинала пахнуть не так, но Кара утверждала, что ему это лишь кажется и колбаса нормальная. Даже кашу в школьной столовой, которую никто и никогда не ел, потому как каша была мерзкой, осклизлой и безвкусной. И за варенье она взялась с обычной своей деловитостью. Зачерпывала пальцами, облизывала их, вновь зачерпывала. Закусывала печеньем. Он смотрел.
– Что, жаба давит? – случались с ней и приступы злости, когда все превращались во врагов.
– Нет, мне для тебя ничего не жалко.
– Это потому, что ты рыцарь. Все рыцари самоотверженные.
Он согласился. Как не согласиться, если тебя хвалят?
– А ты о чем мечтаешь? – безопаснее было перевести разговор на нее, тем более когда Кара в настроении поговорить. Может, еще передумает сбегать.
Вернуться-то просто. Он помнит дорогу, и если поспешить, то об их с Карой прогулке никто не узнает. И вообще пироги, наверное, уже готовы. У мамы они получаются особыми – высокими, с коричневой сладкой корочкой и желтоватым тестом, из которого ему нравится выковыривать изюм.
Остывшие, они тоже вкусны, но не так…
– Ну… – она облизала пальцы. – О том, что убегу. В город. И там найду своего короля. Он сразу меня узнает, потому что король способен увидеть настоящую королеву. И возьмет меня в жены. У нас будет свое королевство… и много-много денег. Я буду покупать себе всякие вещи. Какие только захочу!
Она под конец уже кричала. Искаженное гневом лицо ее сделалось некрасивым, но лишь на мгновение. Кара всегда успокаивалась очень быстро.
– Тебе не понять, – буркнула она. – Забирай свое варенье. Скисло.