Бабочка маркизы Помпадур
Шрифт:
Кара. Карина терпеть не могла своего паспортного имени. Только все равно признание это было несколько неожиданным.
– Ну… да. Алина – умница. И добрая.
– Именно.
Глаза Егорка скрывал за очками, специально купил с простыми стеклами, ко всему желтыми, чтобы прятаться от собеседника.
– Я не знаю, что именно вы задумали, – продолжил Егор, снимая очки. И вид у него сделался безобидный, беспомощный даже. Подросток в костюме. А может, поэтому и носит? Чтобы постарше выглядеть? – Однако очень надеюсь, что вы отдаете себе отчет
Чего?
Если бы Леха не прифигел от такого признания, то свернул бы Егорке нос. Леха на бабе злость срывать? Бить, что ли? Да он же не скотина какая…
…он просто ее подставил.
Вежливо. Тихо. Мишенью сделал…
Егорка ушел. Алина не возвращалась. Да где она? Поход в туалет, конечно, серьезное мероприятие, но по времени пора бы вернуться.
А не вышло ли так, что…
Все на месте. Егор танцует с Сашкой, которая повисла на шее юриста ядовитым плющом. Мишка с Пашкой напиваются. Вероника Сергеевна что-то рассказывает Ангелине, и старая бухгалтерша, закаленная в правовых боях волчица, хихикает и краснеет. Алинина бабка мило беседует со Славиком, который не смеет эту беседу прервать, хотя ликом уже светел и чист…
Но Алина где?
И Макс.
Макс? Этот мямля? Полтора метра от пола. Свитер с затяжками и полосатые носки, которые выглядывают, потому как штанины Максика опять задрались. У него привычка тащить брюки наверх, зажимая ремнем рыхлую талию.
Если это он… Леха его убьет.
– Потанцуем? – на его пути возникла Алинина подружка. Девица тощая, подтянутая и с виду стервучая.
– Позже.
– Сейчас, – она взяла Леху за руку, второй обвила шею. – Не дергайся, Алька не в обиде.
– Где она?
– Твоего дружка утешает. Его подружка бросила, представляешь, какое у человека горе? Вот просто по телефону взяла и бросила. Я сама слышала.
– Но утешать не стала?
От Дашки пахло резкими духами и немного – водкой. Ленту свидетельницы носить она отказалась, впрочем, как и Славка.
– Не люблю мужиков, которые по пустякам соплями обвешиваются. Мерзкое зрелище.
Дашка ниже Алины, суше, но… вот чувствуется – опаснее. Эта если вцепится в кого зубами, то намертво, не отпустит, пока своего не добьется.
– Так где вы познакомились? – взгляд внимательный и трезвый. Водочный запах – обманка: пьяной женщине спустят больше, чем трезвой.
– В туалете, – ответил Леха, пытаясь разглядеть в открытой двери Алину. – В мужском.
– Как романтично.
– Ага. У нее там жених сбег. Я дверь выбил и вернул… в лоно семьи.
– Герой…
– Вот скажи, Дашенька, откуда у меня ощущение, что ты мне сейчас глотку перегрызешь?
– Не сейчас, но… вполне возможно. Если Алинку обидишь. Она у нас хрупкая. Впечатлительная. Всех жалеет вот. Кроме себя. А таких людей беречь надобно.
– Буду, – пообещал Леха, снимая руку с шеи. – Беречь. Клянусь.
Зеленющие глаза полыхнули, и Дашка, облизав
– Смотри. Я прослежу.
Алину он нашел в холле. Она сидела на низком диванчике и слушала Максика, внимательно так, как сам Леха никогда не слушал. Тот же говорил, то заикаясь, то захлебываясь, размазывая по щекам слезы.
– …пять лет… мы с ней… вместе… я ей кольцо купил… с камнем… а она меня… меня…
И вправду некрасиво подсматривать, но Леха не мог позволить себе уйти. Алина же, заметив его, пожала плечами и улыбнулась виновато: мол, видишь, нельзя человека бросить.
Кара о людях никогда не думала. Вернее, думала, что люди если и существуют, то сугубо для облегчения существования самой Кары.
– …и еще по телефону. Сейчас.
Максик громко высморкался в бумажный платок и только тогда заметил Леху.
– Ой, Алексей Петрович, – он густо покраснел и взопрел как-то очень уж стремительно. – А меня вот Наташенька бросила…
Взгляд несчастный, тоскливый, и у Лехи сердце сжимается. Так ли давно он метался по комнате, пытаясь сообразить, что же сделал не так. Почему Кара ушла? Ведь он старался.
– Сказала, что я… я слабак.
– Дура, – ласково произнес Леха, испытывая почти непреодолимое желание погладить бухгалтера по голове. – Пусть себе и катится. Где она такого другого найдет?
– Где?
– В Караганде.
Алина улыбнулась.
– Ну сам погляди, – Леха присел на диванчик рядом с Алиной. А не замерзла ли она? Костюмчик-то тоненький, а на дворе – осень. И с дверей тянет.
Стащив пиджак, Леха накинул его на Алинины плечи. Обнял бы, будь уверен, что не оттолкнет. А раз уверенности не было, то оставался несчастный брошенный Максик.
– Ты – парень головастый. И при работе. Бабок я тебе нормально плачу?
– Да, Алексей Петрович.
– Вот. Значит, не бедствуешь. Хату имеешь, машину. И главное что?
– Что?
– Ты мягкий. Другой бы эту стерву давным-давно выпер бы. Вот она и обнаглела. Думает, что ты следом кинешься, умолять станешь…
По Максиковому виду стало ясно, что мысль подобная его уже посещала и признана была годной, а от немедленного воплощения идеи удержала не то Алина, не то страх быть посланным Наташкой.
– Не вздумай даже, – сказал Леха, раздумывая, какой бы веский аргумент привести. – А не то уволю.
Максик снова всхлипнул, но уже как-то неуверенно.
– Он шутит, – Алина глянула с укором: разве ж можно так с людьми, Леха?
Можно. С некоторыми даже нужно. Максик слабенький, он только угрозы и понимает.
– Шучу. Сначала шучу, а потом уволю. Идем, Алька. Нехорошо людей бросать… да и ехать скоро.
– Куда?
– Домой.
Только дом этот Лехин, и Алине он не понравился. Ей там, наверное, неуютно будет. И самому Лехе, честно говоря, тоже. Свадьба-то должна заканчиваться не в ресторане, да только эта – фиктивная и… и никто не должен знать об этом.