Бабочка маркизы Помпадур

Лесина Екатерина

Иррациональное восприятие.

Оно же утверждало, что чужак опасен.

– Аль, ты сердишься?

– Нет.

– Честно?

– Леша… а что происходит? – она прижалась к косяку, испытывая огромное желание закрыть дверь и опрометью броситься по лестнице, опережая собственный страх.

К счастью, Леха не стал лгать.

– Я это… потом… честно… а ты где сейчас?

– В подъезде. В смысле, у родителей дома… то есть пока в подъезде. За мной следят. Это я так думаю… точнее, вижу даже.

– Кого? – какое резкое

злое слово. Алина опять что-то не то сделала? Надо же, какая карма у нее, наверняка за бесчинства предыдущей жизни.

– Человека. В плащ-палатке. Знаешь, такие военные? Он вот машину разглядывает… слушай, может, угнать собирается?

– Аль, домой! – рявкнул так, что Алина оглохла. – Немедленно. Я сейчас буду. И не смей высовываться. И двери открывать.

– Кому?

– Никому.

– И тебе?

– Аль, я серьезно. Бегом… ну пожалуйста.

Это ее и добило. Страх вернулся. Алина думала, что потеряла его уже давно, со второй школьной сменой и возвращениями в потемках, с лампочкой перегоревшей. И темнотой в подъезде, которая вытаскивала из закоулков сознания все страшные истории.

Три этажа… шесть пролетов. И бледное пятно лампы надежды.

Надо дернуть дверь, раскрыть как можно шире, впуская в подъезд тусклый свет фонаря, и бежать, пока дверь не захлопнется. Если очень-очень стараться, то получится подняться до второго… а там уже и свет близко. Дом. Мама, которая опять пеняет за то, что Алина растрепалась и запыхалась: девочки ходят медленно, степенно.

Но не в темных подъездах.

Сейчас был еще день и светло, но Алина все равно бежала, перескакивая через ступеньки, проклиная собственный заячий характер. Никто за ней не гонится… и Леха зря боялся.

Конечно, если он не знает, чего именно следует бояться.

Мама открыла дверь сразу.

– Аля, ты выглядишь так, будто за тобой собаки гнались.

Мама никому не признавалась, что боится собак, но ее страх находил себе выход.

– Я… просто спешила. Вот, – Алина с облегчением сняла сумочку и едва не рассмеялась: не помогла культура. – Решила… за вещами.

– А Леша где?

– Он по делам отъехал. Но скоро будет.

Алина не сомневалась, что Леха объявится в самое ближайшее время.

– Алина, – мама смотрела, как Алина разувается и раздевается, – не кажется ли тебе, что ты несколько спешишь с переездом? Я понимаю твое желание…

– Вероника, не зуди, – в коридор выглянул папа и подмигнул Алине. – Мы же все обсудили.

Только мама все еще не была согласна с результатами обсуждения.

– И вообще, тебе не кажется, что обстоятельства сложились удачно? Тебе не нужно будет волноваться, как тут Алина одна…

– К-как одна?

– Вот, Боря, вечно ты с порога огорошишь. Алечка, мы только на год…

Так, похоже, жизнь продолжала радовать Алину новостями.

– Меня пригласили в Японию, – сказал папа, разводя руками, точно извиняясь за то, что предложение принял. –

На год… для начала.

Оказывается, его приглашали давно и упорно, но папа отказывался – как можно ребенка бросить? И с собой взять не выйдет, потому что ребенок плохо адаптируется к новой среде. А он, вернее она, взяла и замуж вышла. Скоропалительно. Удивительно. И по маминому выражению, очень уж вовремя.

Поэтому папа согласился.

Ехать.

В Японию.

Алина, сидя на кухне в обнимку с Таськой, которой тоже предстоял переезд – вот Леха обрадуется-то, – жевала ватрушку и думала о том, что если разобраться, то она всем мешает. Не ватрушка, конечно, но Алина. Родители молодые. Им мир повидать хочется.

И в Японии совсем другие перспективы. Материальная база. Финансирование.

Зарплата, если уж на то пошло.

А маме найдется место в школе…

– Конечно, милая, если ты возражаешь… – мама сказала это так, словно очень надеялась, что Алина будет возражать. Ей было немного страшно оттого, что придется оставить квартиру и саму жизнь, устоявшуюся, скучную, но привычную. И свою доченьку, которой по-хорошему давно следовало бы стать самостоятельной.

– Я не возражаю. Я очень за вас рада, – соврала Алина, почесывая Таське за ушком. Кошка распласталась на коленях трехцветным меховым ковриком и лениво урчала.

А если Леха откажется брать Таську?

От кошек шерсть. И они обои дерут. На шторах катаются. Путаются под ногами… Бабушка вот за книги будет бояться. Останется лишь Дашка. На время. До развода. А там Алина вернется в освободившуюся квартиру.

Типичная старая дева.

Кошка уже имеется.

– И когда вы улетаете? – Алина запила ватрушку остывшим чаем, уговаривая себя, что Япония не так и далеко.

– Понимаешь, милая… – порозовевшие мамины щеки выдали глубочайшее смущение. – Там желают, чтобы Боря прибыл как можно скорее… он долго тянул с ответом…

– Послезавтра.

Ясно. Послезавтра. Это уже… совсем быстро.

– Мы не хотели тебя перед свадьбой волновать.

– Вероника, Алина – уже взрослая девушка, – папа отложил книгу, сунув между страниц нитку. – Ей давно пора налаживать собственную жизнь.

О да, именно этим Алина и занимается. Налаживает. Точнее, складывает в чемодан. Пижаму. И шлепанцы. Фен. Гребни. Щетки. Заяц.

Ноут и зарядка.

Неожиданно на глаза навернулись слезы. Но она же не насовсем уходит! И родители тоже…

– Аля, – мама заглянула в комнату. – Ну ты не переживай только.

– Я не переживаю.

– И веди себя хорошо.

Обязательно. Она будет носить шарф и не станет забывать дома перчатки. Купит чехол для телефона, такой, на веревочке, потому что телефон она тоже имеет обыкновение терять. Обувь обязуется вытирать насухо и чистить…

– Мне бабушка звонила, – мама прикрыла дверь. – По поводу той… женщины. Он действительно был с ней знаком?