Бабочка на шпильке
Шрифт:
Хорошая погода простояла недолго. На третий день сплава на нас обрушился ливень. Думали, прольет – и опять будет солнце, но зарядило не на шутку. А я даже подходящей одежды не взяла, ведь жарко было. Ни сапог, ни теплой куртки. Только кеды да ветровка. Простыла, кашлять начала. На ближайшей станции в электричку меня запихнули, а компания снова двинулась дальше.
Как только я легла на вагонную деревянной лавку – рюкзак под голову, на плечах ветровка, один дурак стал приставать: мол, разлеглась, другим некуда деться. Пришлось сесть, а голова, как чугун, тошнит, вот-вот в обморок свалюсь. Пришлось в другой вагон перебираться. Там окно разбито, не так душно и народу поменьше. Но пока доехала меня
Посадил Фарид меня с вещами в машину (вероятно, у тренера выпросил) – и прямиком к дому, там меня с рук на руки родителям передал, и опять скрылся. Я даже ничего толком не поняла, так мне плохо было. Наверное, все же от температуры сознание теряла.
Проболела я тогда долго, всю меня отец иголками истыкал – двустороннюю пневмонию диагностировали. Июль я провела с родителями, в августе мы с Олежкой планировали к черноморскому побережье двинуть. Вернулась я домой третьего августа, зашла в квартиру, там записка: «Устроился в студотряд на сбор урожая». Обида прожгла меня насквозь – мало того, что одну больную посадил на электричку, ни разу не поинтересовался моим здоровьем и, в конце концов, укатил куда-то без меня. Наверняка с какой-нибудь воздыхательницей, догадалась я. Когда любишь, всегда знаешь, когда появляется соперница
В кино показывают, как страдают брошенные возлюбленные – кто режет себе вены, кто крушит все, что напоминает о прежнем любовнике: в лоскуты кромсает одежду, ломает мебель, рвет в клочки фотографии. Я ничего подобного не делала. У меня было предчувствие, что Олежка еще вернется ко мне. Просто он, в отличие от меня, еще не уверен, что мы созданы друг для друга.
Чтобы забыться, я устроилась на самую грязную и тяжелую работу, какую могла найти, подсобной рабочей на стройку. Сейчас вспоминаю, что дальше со мной произошло, понимаю – все в жизни закономерно, одна ниточка другую тянет.
Определили меня в бригаду маляров. Первый мой рабочий день: полосатая футболка вобтяг, джинсы, кепка – только в рекламе снимать, а я туда же, на стройку. Бригадирша как увидала эдакое чудо в тапочках (на ногах у меня были новенькие белые спортивные тапочки со шнуровкой) – с размаху свое резюме в три этажа: «Блядь, на хуя мне эту пизду неебанную». Я покраснела до корней волос, язык к нёбу прилип, и как выпалю: «Я красить стены пришла, а не с мужиками трахаться».
Но ничего красить мне не пришлось. На небе любят шутить.
В бригаду меня не взяли, отослали в контору. А там Степан Семенович – начальник участка – велел мне в библиотеке в каких-то справочниках покопаться, сказал, вечером за информацией сам заедет.
Странно все так получилось… Трудно объяснить, как произошло, но в тот же вечер я стала его любовницей. Наверное, мне было очень одиноко. А, может быть, тоже захотелось что-то для себя уяснить.
Степан Семенович отвез меня на свою дачу. Огонь в печке, свечи, музыка, вино – банально до приторности, но для девятнадцатилетней девчонки, какой я тогда была, это показалось необыкновенно романтичным. Сначала Степан Семенович показался мне так себе. Хоть и с многолетним супружеским стажем, а любовник аховый – как ни старался, я никак не заводилась. Вроде все делал правильно: целовал в положенные места, мял, гладил, а все равно – лежу, как кукла резиновая. Потом, правда, стала подыгрывать: ахала, постанывала, подергивалась. В общем, старалась, как могла и незаметно для себя вошла в роль. Вообще, как мне кажется, во всех ситуациях может спасти воображение. Не то, чтобы представляла
На следующий день все повторилось в точности, только прелюдия с камином и вином короче. И музыку я уже узнала – «Времена года» Вивальди.
На третий день обошлось без камина. Вместо Вивальди – Моцарт. Потом несколько раз занимались сексом в служебной машине. Под сводки погоды и попсу. «Соловей российский – славный птах…» Мой любовник приближается к пику, а я как прысну… Птах, умора! Испортила Степану весь кайф. Не знаю, почему меня так «птах» рассмешил. Теперь, когда Лещенко вижу по телевизору, всегда Степан представляется. Его напряженный взгляд серых глаз, и как он зажмуривался и утыкался в мое плечо… Кончит, и всхлипнет, как ребенок.
Сейчас вспоминаю, мы со Степаном даже толком не разговаривали. Какие-то необязательные фразы о природе, экономической ситуации в стране. Не беседа, а так, набор фраз, заполняющий пустоту перед половым актом. Конечно, он много говорил о том, какая я красивая: «ножки ровненькие, попка кругленькая, животик славненький, грудки…» Тут он всегда застревал, не находя определений. Его лексического запаса явно не хватало. Строитель, чего с него взять?.. А может, быстро увлекался.
В строительной конторе я проработала недели две – десять половых актов. На третью неделю на работу не вышла, надоело. Забежала только подать заявление, чтобы расчет получить. Меня пригласили к начальнику в кабинет. А там Степан налетел на меня коршуном: не могу, мол, без тебя, люблю и прочее. Просящий взгляд, наполнены болью глаза. Смотрю я на его красное в испарине лицо и ничего не понимаю: какая такая любовь? Ему не меньше сорока было: должность, семья, дети, машина, квартира, дача – все, как положено по возрасту. А я кто? Девятнадцатилетняя девчонка, в дочки ему гожусь.
Стою я перед ним, молчу, стараюсь подобрать слова, чтобы не обидеть, а Степан бух в ноги, обнимает колени, лепечет: никого, мол, нет лучше тебя, давай, все бросим, уедем куда-нибудь от всех подальше – только ты и я. Смотрю я на него с высоты своих ста семидесяти пяти – и жалко, и противно, и совестно. У меня и в мыслях не было, что походя могу разрушить чью-то налаженную семейную жизнь. Даже страшно стало. Думаю, надо как-то спустить на тормозах. Пришлось мне утешать Степана, что-то врать, обещать золотые горы.
И снова наша карусель завертелась по-прежнему. Поездки за город, камин, музыка и секс, секс, секс. Поставила я перед собой задачу – измотать Степана так, чтобы он сам меня бросил. Стала взращивать в себе добротную стерву. Заставляла Степана водить меня по дорогим ресторанам, покупать брендовую одежду, драгоценности. И секс каждый день. Степан уже не может, выдохся, а я: еще давай, еще. Как клиническая нимфоманка. Так прошло еще дней десять. Я – вкрутую, а Степан как будто только во вкус вошел, все более сумасшедшим становится.
Однажды мы опять были на его даче, лежали в постели, отдыхали после, наверное, двухчасового секса. Степан попытался обнять меня, я отстранилась. Все думала, как бы развязаться с ним побыстрее, но не доводить его до крайности. Через неделю – начало учебы, Олежка приедет.
Тут на Степана нашло откровение.
– С тобой я себя королем чувствую. Только сейчас узнал настоящую любовь, – признался он.
Я на него смотрю – старый мужик, седые волосы на груди, лоб в клеточку, брыли, как у собаки, а туда же – любовь! На меня вдруг такое раздражение нашло, чувствую, еще одно его слово и взорвусь, как банка скисших помидор под железной крышкой.