Бабочка
Шрифт:
Меня поражает, как изменилось отношение этого типа ко мне. Несмотря на лицо убийцы, где-то в тайниках души у него спрятаны добрые чувства.
Я поговорил во дворе с Кложе и Матуретом. Они полностью доверяют мне свои жизни и готовы идти со мной. Я постараюсь не обмануть их доверия. Мне надо сообщить об этом и остальным товарищам. Мы только что кончили играть в шашки. 9 часов вечера. Я кричу: «Кофе!», и нам приносят шесть кружек горячего кофе.
— Я должен поговорить с вами. Я полагаю, что сумею снова бежать. К сожалению, со мной могут пойти только трое. Естественно, что пойдут Кложе и Матурет —
— Нет, — отвечает бретонец. — Все справедливо. Прежде всего потому, что мы вместе бежали с каторги. Во-вторых, здесь вы торчите только из-за нашего желания пристать к берегу Колумбии. Ты имеешь полное право бежать без нас. И да поможет вам Бог, потому что, если вас поймают, вас ожидает страшная смерть.
— Знаем, — ответили вместе Кложе и Матурет. После обеда начальник тюрьмы вызвал меня к себе.
Его друг согласен. Он спрашивает, что мы хотим погрузить в лодку.
— Бочку с пятьюдесятью литрами пресной воды, двадцать пять килограммов кукурузной муки и шестьдесят литров масла. Это все.
— Боже! И с этим вы собираетесь выйти в море?
— Да.
— Ты смел, француз.
Готово. Мы договорились о третьей сделке. Он сдержанно добавляет:
— Поверишь мне или нет, но я это делаю прежде всего ради своих детей, а потом уж ради тебя. Но ты заслужил это за свою смелость!
Я знаю, что он говорит правду, и благодарен ему.
— Как сделать, чтобы не поняли о моем сговоре с тобой?
— Ты ни в чем не будешь замешан. Я уйду ночью, во время дежурства твоего заместителя.
— Опиши свой план.
— Сними завтра одного из стражников с ночного дежурства. Через три дня сними другого. Когда останется только один, поставь часовую будку у входа в нашу камеру. Во время дождя часовой будет искать укрытия в будке, а я выскочу через заднее окно. Все, что от тебя требуется — организовать замыкание в освещении стены, и чтобы лодка с тремя веслами была готова к отплытию.
— В лодке имеется небольшой мотор, — говорит начальник тюрьмы.
— О! Это еще лучше. Твой друг должен сделать вид, что прогревает мотор, а сам пойти в ближайшее кафе выпить рюмочку. Как только увидит нас, пусть подойдет к лодке.
— А деньги?
— Семь тысяч пезо я уплачу рыбаку заранее. Твои двадцать тысяч я разрежу пополам. Половину бумажек получишь теперь, а остальные даст тебе один из остающихся французов. Кто именно, скажу позже.
— Ты мне не доверяешь? Это нехорошо.
— Нет, это не потому, что я тебе не доверяю. Ты можешь ошибиться, когда будешь делать замыкание, и в таком случае я тебе не заплачу. Без замыкания мы не можем бежать.
— Хорошо.
Все готово. Через начальника тюрьмы я передал семь тысяч пезо рыбаку. Вот уже пятьдесят дней на страже только один часовой. Установлена будка, и мы ждем только первого дождя, которого, как назло, все нет. Решетки подпилены ножовкой. Ее нам дал начальник тюрьмы. Он уже получил половину бумажек. Мы ждем каждую ночь. Нет дождя. Через час после начала дождя начальник тюрьмы должен сделать замыкание в освещении наружной нижней части стены. Невероятно, чтобы в это время года не было дождя! Мельчайшая тучка, которую мы видим, наполняет нас надеждой, но результат тот же. Можно с ума
— Что случилось?
— Француз, дружище, у тебя осталась только одна ночь. Завтра в шесть вас перевозят в Барранкилью. Возвращаю тебе от рыбака всего лишь три тысячи — остальные он истратил. Если захочет Бог, и этой ночью пойдет дождь, рыбак будет вас ждать, и ты отдашь ему эти деньги сам. Я на тебя полагаюсь.
Дождь не пошел.
Побеги из Барранкильи
В шесть часов утра пришли восемь солдат, два сержанта и лейтенант, надели на нас наручники и повезли на военном грузовике в Барранкилью. В 10 часов утра мы уже были в тюрьме «80» по улице Меделин, в Барранкилье — самом крупном порте атлантического побережья Колумбии, расположенном в дельте реки Рио-Магдалена.
Тюрьму, которая вмещает около 400 заключенных, окружают две стены, высотой в 8 метров каждая. В ней четыре двора — два по одну сторону, и два по другую, и отделяет их друг от друга узкая часовня, где совершается месса и происходят свидания заключенных с родственниками.
Из этой тюрьмы мы попадем прямо в руки французских властей и потому любой ценой должны отсюда вырваться.
Нас поместили с самыми опасными преступниками. Как и мы, они сидят в камерах, наподобие клеток, расположенных вдоль четырех стен двора… Во дворе мы находимся весь день, с 6 утра до 6 вечера. Там мы разговариваем, гуляем и даже едим.
Через два дня после нашего прибытия нас собрали в часовне. Здесь же присутствовали начальник тюрьмы, несколько полицейских и семь или восемь фоторепортеров.
— Вы бежали с каторжных работ во Французской Гвиане?
— Да, мы никогда этого не скрывали.
— За какие преступления вы получили столь суровые наказания?
— Это не имеет никакого значения. Важно то, что на колумбийской земле мы не совершили никакого преступления, но вы не только не предоставляете нам возможность строить новую жизнь, но и еще помогаете охотникам за людьми.
— Колумбия считает, что она не обязана принять вас на своей земле.
— Я и два моих друга были тверды в намерении не селиться в этой стране. Нас задержали в открытом море, а не при попытке высадиться на вашей земле. Напротив, мы сделали все от нас зависевшее, чтобы удалиться от вашего берега.
— Французы, — говорит представитель католической газеты, — как и колумбийцы, в большинстве своем — католики.
— Может быть, вы и креститесь как католики, но ведете себе отнюдь не как добрые христиане.
— Что вы имеете против нас?
— Вы сотрудничаете с тюремщиками, которые нас преследуют. Более того, вы выполняете их работу.
— Вы сердиты на нас, колумбийцев?
— Не на колумбийцев, а на вашу законность.
— Что вы имеете в виду?
— Я полагаю, что ошибку всегда можно исправить, стоит этого лишь захотеть. Дайте нам отплыть в море, к другой стране.
— Постараемся выхлопотать это для вас.
По возвращении Матурет сказал мне:
— Ну, понял? На этот раз не стоит себя обманывать, парень! Нас поджаривают на углях и нелегко будет спрыгнуть со сковородки.