Бабушки (сборник)
Шрифт:
Я ждал. А сегодня я просто взял свою палку, которая обычно стоит в углу, и пошел. Он жил недалеко. Даже я мог дойти пешком. Сейчас появились сиденья, в которых тебя могут перевозить носильщики, но я ими ни разу не пользовался. Отчасти потому, что мне это не нужно, отчасти потому, что молодежь относится к этому как к игре: они устраивают гонки, словно носильщики — животные, и подгоняют их хлыстом. Мне это кажется позорным, но я понимаю, что в Городах теперь такие нравы, что мое мнение сейчас послужит лишь очередным примером стариковских причуд.
День выдался чудесный.
Я шел, как и всегда в последние годы, медленно и осторожно, солнце уже заметно опустилось за деревья и светило мне прямо в глаза, и вдруг раздался громкий смех и издевательские крики: это означало, что где-то рядом молодые люди. Действительно, в мою сторону побежали семеро парней; они меня заметили и кинулись ко мне, словно при виде дикого зверя. Я замер и стал смотреть на них. Они тоже остановились в нескольких шагах от меня. Лицо каждого из них кривилось в ухмылке, характерной для этих времен.
— Ну и что тут у нас? — спросил предводитель.
Я мгновенно узнал его с первого взгляда.
— Смотри-ка, старый попрошайка, — подхватил другой. — Раньше у нас их не было, а теперь полно.
— Мне нвавится его пватье, — продолжил первый.
Это у них теперь новая мода такая: картавить и жеманничать.
Сами они были одеты в стиле, перенятом у Варваров: кожаные брюки и жакеты, грудь и плечи открыты. На мне же, как и всегда, было мое коричневое одеяние.
— Отдай мне это пватье, — сказал предводитель.
Я уставился на них, не смог удержаться. Ребята почему-то казались мне знакомыми, не Варварского типа, каких сейчас много — с острыми, отточенными чертами, наглые, — нашему народу были характерны более широкие лица, открытые, честные, наши люди не казались слишком уж хитрыми, а вызывали доверие. На этом, столь миловидном лице, глумливые ухмылки казались просто нелепой маской не по размеру, резкий смех и дерзкая манера речи с их голосом тоже не гармонировали.
Кто он, этот парнишка?
Он выхватил у меня палку так, что я пошатнулся и едва не упал, затем он поднял подол моего одеяния, чтобы все могли подивиться моим древним гениталиям: их взору, как и мне каждый день в ванне, предстало нечто, скорее напоминающее сушеный мухомор. Ребята стали показывать на меня пальцами и ржать.
И тут я вспомнил: да, это лицо прекрасно мне знакомо. Оно было частью моих самых давнишних и дорогих воспоминаний, и я сказал:
— Ты сын Ролларда… внук… правнук? — поправлял я сам себя.
И его лицо, по природе своей такое милое и приятное, на краткий миг снова вернулось в это состояние, потом парень густо покраснел и выронил палку.
— Елки, — пробормотал он, — елки зеленые, он Видящий.
Ребята сбились в кучу вокруг меня и принялись глазеть, завороженно разинув рты.
— Я хорошо знал твоего прадеда, — объяснил я, мой голос задрожал, глаза увлажнились, ведь передо
Ребята развернулись и поспешили прочь, все вместе повинуясь единому импульсу, как стайка птиц или рыб. Я остался на лесной поляне один, я плакал, вспоминая Ролларда, да и всех остальных. Потом я поднял палку и осторожно пошел по падшей листве дальше, к воротам ДеРода. Два вооруженных охранника сделали шаг вперед, чтобы меня остановить. Я сказал: «Отойдите, перед вами один из Двенадцати». Из-за пережитых чувств я несколько разозлился, и незнакомые слова все же всколыхнули что-то в их памяти. Охранники расступились и принялись смотреть мне вслед, а я побрел дальше по тропинке к дому, возле которого меня ждала высокая красавица, без сомнения — Варварка, и, когда я подошел к ней, она заявила:
— Я тебя знаю.
— Передай ДеРоду, что я пришел, — сказал я, поняв, что до него мое последнее сообщение даже не дошло.
После некоторых колебаний она вошла в дом. Я последовал за ней. Женщина повернулась, собираясь меня остановить, но из другого конца комнаты меня уже усмотрел дряхлый старик — он поднял палку, показывая на меня:
— О, ну наконец-то ты пришел. Что же ты так долго?
Я сразу сдулся.
Старик — из ушей торчат пучки волос, на макушке лысина, глаза полны слез — все как у меня…
Я сел без приглашения.
— Я отправлял тебе сообщение, — сказал я.
Женщина все стояла рядом, сложив на груди руки, и наблюдала за мной.
— Я не получал, — ответил он, бросив на нее взгляд. — Видишь, как обо мне хорошо заботятся.
Он вовсе не казался слабым и уж точно не больным.
— Почему же все говорят, что ты заболел?
— Ну, мне действительно было нехорошо…
— Ему нельзя переутомляться, — вставила женщина.
Я ответил:
— Не сомневаюсь, что он сам пока в состоянии определить: устал он или нет.
Думаю, с ней давно никто так не разговаривал. Она сжалась, словно змея, готовая нанести удар, но потом снова заняла свою наблюдательную позицию.
— Я хотел бы побеседовать с ДеРодом наедине.
Рискованный шаг… пауза.
— Да, оставь нас.
Видно было, что обычно он с ней таким тоном не разговаривает. Женщина посмотрела на меня с явной неприязнью. Но все же развернулась и вышла.
Кто она такая? Я знал, что его жена, «из провинции», давно умерла.
— Это моя новая женщина, — объяснил он. — Она добра ко мне. — Он хихикнул.
Это был уже страшный ДеРод, которого все боялись; старикан, хихикающий, как шкодливый мальчишка.
— Я пришел по серьезному делу, — сказал я.
— Ну, разумеется, дружок. Вряд ли бы ты, дражайший Мудрец, пришел просто поразвлечься.
— ДеРод, по пути сюда я заметил, что Водопад обмелел. Это означает, что каналы занесло илом. В силосах огромные трещины, туда проникают крысы. Оросительными канавами надо заниматься. На дорогах — яма на яме…
Он мог бы снова захихикать, превратиться в ребенка, позвать ту женщину, но вид у него стал встревоженный, недовольный: