Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.
Шрифт:
Мы жили на станции Турчинке, но петлюровцы все ограбили у нас, а сами мы спаслись только чудом и переехали жить в Кутузово. Но там дороговизна была ужасная, и я вынуждена была послать своих двух мальчиков домой, в Турчинку, чтобы достать немного провизии.
Утром мальчики ушли. И больше мы их не видели. Крестьяне убили их.
— Чтобы уменьшить число крестьянских поработителей — говорили они.
Их убил, как «маленьких щенят», мужик села Топорищ, который находился в повстанческом отряде, он снял с них одежду и бросил голые трупы в яму.
Лишь на следующий день узнала я об участи
В это время отступили петлюровцы, в село вошел 9-й красноармейский полк. Но он немного уступал своим предшественникам. Нет слов для описания лишений. Вынуждены были спать мы на голой, сырой земле, потому что постели были разграблены крестьянами. Питались одними сухарями. После ухода 9-го полка, проведали свое добро. От имущества ничего не уцелело. Что было спрятано у крестьян, больше не было возвращено. Мы застали только обломки наших домов. Окна были внутри, мебель сожжена, крыши разрушены. Осталось только поплакать немного на развалинах когда-то родных и милых построек.
Тут пришли соколовцы.
Крестьяне подняли новое восстание против большевиков и евреев. Ни один еврей не смел выходить за порог дома. Из местечка не выпускали, ежедневно грабили.
Требовали контрибуцию.
Опять были разбиты соколовцы.
Пришел большевистский отряд.
Было расстреляно 15 повстанцев, а остальные разбежались. Но когда красноармейцы хотели расстрелять двух пойманных мужиков, евреи упросили отпустить своих недавних угнетателей. Зато, когда этот отряд оставил местечко, банда опять ворвалась и подожгла местечко со всех сторон. Стреляли при этом в евреев, задумавших тушить пожар. Только разразившаяся гроза не дала огню распространяться. Снова евреев не выпускали из местечка под угрозой расстрела, и они не смели появиться на улицах.
Я переехала с детьми в Коростень.
…Не имею ни хлеба, ни рубахи, чтобы прикрыть свою наготу.
10. Мальчики
Было наступление на Коростень.
Слышалась со всех сторон ружейная и пулеметная стрельба. Еврейское население всей округи попряталось, зная, какая опасность ему угрожает. У нас в селе Белошицах появилась разведка из двух соседских крестьян. Один был вооружен винтовкой, у другого простая палка со штыком.
День был праздничный.
Крестьяне сидели кружком, когда появились разведчики, и тотчас началась шумная беседа. Разведчики уговорили наших мужиков присоединиться к ним и восстать против большевиков.
— За громадянску владу.
Долго уговаривать не пришлось.
Крестьяне единогласно решили присоединиться к повстанцам. И первым делом они нарядили погоню за успевшими разбежаться евреями.
Несколько крестьянских мальчиков-подростков вскочили на лошадей и помчались за жидами-коммунистами, как они кричали. Им удалось настигнуть несколько еврейских мальчиков, бежавших в Коростень.
Те увидали своих прежних сотоварищей. Увидали их вооруженными. Поспешно спрятались в рожь.
Но те соскочили с лошадей, нашли, поймали их во ржи…
И стали бить чем попало. Шпионы — кричали они. Долго сыпались удары. Потом погнали
…Женщины и дети шатались по полям, и никто не хотел впустить их в дом.
11. Единственно уцелевшая
Мне сорок лет, я торговка.
7-го апреля я села в Киеве на пароход «Барон Гинсбург». Пароход отправился в д. Суховичи за сахаром. Его арендовали 3 сухачевских еврея, которые уже от себя взяли пассажиров. Я села на пароход заспанной измученной и не осмотрелась — кто и сколько пассажиров с нами ехало. Я забралась в угол и дремала. Проснулась я от шума, Евреи были ужасно встревожены и перепуганы.
— Что делать… стреляют.
Действительно я услышала ружейную трескотню и удары пуль, пробивавших стенки парохода.
Я вся содрогнулась и растерялась.
Все несчастье, что произошло потом, — не сохранилось почти в моей памяти. Я все видела, слышала и делала, как в летаргическом сне. Я еле вспоминаю, как пароход причалил к берегу и как к нам ворвались 5–6 озверевших бандитов с ружьями.
Они стучали ногами об пол и командовали:
— Евреи отдельно, русские отдельно!
Русские отошли в сторону.
Раздалась новая команда:
— Женщины отдельно!
Мужчин вывели, должно быть на палубу. Нас осталось, кажется, три женщины под конвоем нескольких бандитов.
Потом нас вытащили на палубу. Мы рыдали, теряли сознание.
Бандиты взялись сначала за престарелую женщину и бросили ее в реку — как была в одежде.
Потом бросили меня.
Я лишилась чувств.
Не знаю, как доплыла до берега.
Надо думать, что меня вынесло течением, и я нащупала руками болотистую землю и выкарабкалась на болотистый остров, заросший прутьями. Сколько я там лежала — не знаю. Когда я пришла немного в себя и начала осматриваться, я увидала, что на другом берегу реки происходит что-то необычайное: там стреляли, шумели, кричали. Я глубже забралась в тростник и лежала там. Одежда прилипла к телу, все члены окоченели. Так пролежала я два дня и две ночи.
На третий день, на рассвете заметила лодку с двумя крестьянами, поняла, что тут все равно погибну, и решила попросить мужиков, чтобы они перевезли меня на другой берег. Мужики согласились и перевезли меня до села Межигорья.
Я вошла в коридор женского монастыря.
Спряталась под ступеньками.
Сколько там пролежала — не знаю.
Когда раскрыла глаза, увидала возле себя сестру милосердия, которая приводила меня в чувство. Она отнеслась ко мне с большим состраданьем, забрала меня в свою келью, дала мне теплого молока.
Сняла с меня одежду и высушила ее. Посадила у печки.
Гладила мою голову и утешала с большой сердечностью.
Она подержала меня у себя несколько часов, а после этого велела уйти, потому что из-за меня:
— Монастырь может постичь несчастье.
Я ушла.
Но идти в деревню побоялась.
Я пряталась в монастырском дворе, в хлеву для свиней — он был пустой. Я лежала на сырой и грязной земле. Но и тут недолго продолжался мой покой.
Мужик привез свиней.
Он меня не обидел, отнесся ко мне сочувственно, только сказал: