Багровая книга
Шрифт:
На второй версте нас снова догнали те двое, что забрали драгоценности, вместе с крестьянским мальчиком 12-ти лет, вооруженным маленьким ружьем. Угрожая расстрелом, потребовали отдать все, что осталось. Они ушли. Опять мы были свободны. Падая от истощения, мы добрались до села Петриши.
Но крестьяне отказали нам в приюте.
Ни за что подводу не хотели дать, чтобы доехать до ближайшего села. Голодные, оборванные, измученные, как бы проклятые Богом, поплелись мы дальше. По пути встречные мужики кричали нам вслед:
– - Коммунисты... большевики.
Крестьянский мальчик догнал
– - Жаль пиджака-то, жиды... выпачкается кровью.
И, уходя, выкрикивал насмешки и издевательства. Насилу добрались до лачужки одного мужика, живущего в лесу на пятой версте от станции Петруши.
И нам показалось, что мы во сне. Было так необычно...
...Как чудо.
Мужик сказал нам:
– - Зайдите в избу... не бойтесь, не бойтесь.
И стал хлопотать, накрывать на стол. Накормил нас супом.
Говорил ласковые слова.
Мы готовы были плакать и целовать его.
Мы благодарили его и хотели уйти дальше.
Но надвинулась ночь.
Он оставил нас ночевать.
А утром запряг лошадей и отвез поглубже в лес, где находилось уже много евреев. Мы попросили у евреев одолжить нам несколько рублей, чтобы вознаградить мужика.
Но он наотрез отказался.
– - Нет, нет, что вы...
И, ласково простившись, уехал.
4
Старики.
Я живу на самом краю Словечно, и домик мой старый, кривой, полуразвалившийся. Мы с женой люди бедные и очень старые. Первые дни погрома к нам никто не заходил, и мы уже думали, что на нашу хижину никто не обратит внимания.
Но утром зашел сосед и ограбил нас.
112
Угрожая револьвером, заставил покинуть дом.
Мы пошли в местечко.
На улицах валялись трупы, повсюду протекала человеческая кровь. Шло сильное зловонье от трупов и крови. Все дома были разбиты, окна, двери поломаны, в домах побитая посуда, мебель, разорвано и побито все. В одном доме особенно было много трупов. Трупы лежали один на другом... Трупы женщин и детишек. В одном доме я видел туловище без головы, голова лежала возле. Даже печи разрушены в домах.
Шли как безумные, не зная куда, зачем.
Увидели бегущую толпу евреев.
Присоединились к ней и побежали.
Направились все вон из местечка, но по какому направлению ни пытались бежать, везде стояли люди и стреляли в нас. Всех нас бегущих согнали в один дом. Собралось там много евреев мужчин, женщин и детей. Вошли бандиты, двери заперли и потребовали денег. Получив их, дали залп в окно помещения.
Пуля ранила в голову мою старуху.
Опять вошли, стали рубить всех шашками и дрючками, -- меня ранили в руку. Я притворился мертвым, чтобы спастись. Один из бандитов крикнул:
– - Эй, кто из вас жив, вставайте.
Все лежали.
Они ушли.
Я поднялся, нашел жену среди трупов женщин и детей, и мы вышли из помещения. По улицам везли убитых на телегах. Жена моя едва могла двигаться без посторонней помощи. Мы направились в свою избушку. По дороге нам кричали, чтобы мы уходили из местечка, чтобы ни
Нa вопрос, куда же нам идти, повсюду в нас стреляют?
Отвечали:
– - В могилу.
В доме мы застали разрушение.
Моя жена впадала в обморочное состояние, никаких средств остановить кровь не было. Тряпками мы кое-как завязали наши раны. Моя жена подошла к луже во дворе и в этой луже приводила себя в чувство. Мы решили отправить дочь нашу из местечка, она молодая, ей еще нужно жить.
Но она отказалась оставить нас.
Тогда мы все втроем поплелись в Овруч...
113
5
Борьба за жизнь
Незадолго до погромов в Словечно явился ко мне на дом заведующий районом лесного дела Савчинский и сказал, что крестьяне на своем тайном сходе решили покончить с "жидами-коммунистами". Он счел своим долгом порядочного человека предупредить нас. С товарищем по службе мы тотчас отправились к местному уважаемому деятелю Ратнеру, где застали еще несколько человек. Нас выслушали, но опасения наши стали разбивать, ссылаясь на искони установившиеся хорошие отношения между евреями и крестьянами. Мы вышли немного успокоенные. Однако ночью же разразился погром. Мы услыхали дикие крики:
– - Начинай!
Бросились прятаться на "вышках".
Ночью грабили обезлюдившие квартиры, разбивали все, уничтожали.
Утром по местечку распространился слух, что крестьяне решительно высказались по еврейскому вопросу:
– - Какая нам польза, что вырезали пару десятков евреев. Ведь будет же восстановлена какая-нибудь власть, тогда оставшиеся евреи будут указывать на участников крестьян, и будут взыскивать с них награбленное. А потому следует вырезать всех от мала до велика, чтобы некому было жаловаться и взыскивать
Евреи собрались в синагоге, обсудили вопрос и решили: они всем обществом дадут крестьянам расписку, что ни при какой власти не предъявят никаких исков, но с условием, что местным исполкомом будут приняты самые энергичные меры для прекращения грабежа и насилия.
Отправили депутацию в исполком.
Председателю и секретарю изложили нашу просьбу, и просили дать ответ немедленно, я со своей стороны убеждал их в необходимости мира:
– - Ведь еврейского населения насчитывается в местечке до 2000 человек и, если крестьяне начнут поголовно резать, все-таки, на худой конец сотни две спасутся бегством,-- и они поднимут шум на всю страну,-- им ведь нечего будет терять,-- и тогда виновные будут наказаны и всем несдобровать.
Председатель обещал устроить заседание.
– - Через два часа дам ответ.
Но прошло и больше времени, а ответа все не было. Снова пошли мы в исполком. Секретарь объявил нам, что крестьяне, члены исполкома, не желают пойти с евреями ни
114
на какие переговоры, а мысль, что они за выступление против евреев могут понести какую-нибудь кару, кажется им прямо таки смехотворным. И получив такой ответ, снова, собрались в синагоге и порешили немедленно устроить народное собрание из всех евреев и крестьян местечка.