"Баламуты"
Шрифт:
Обходя грязь и выбирая места посуше, рассеялись по кладбищу и собрались, когда могильщики стали заколачивать гвозди в крышку гроба.
И тут Катерина заголосила навзрыд, стала причитать, размеренно выпевая сквозь рыдания приходившие в голову слова.
Слова все больше подчинялись ритму и завораживали белым правильным стихом. Озаренная каким-то диким вдохновением, Катерина впала в транс, и выплескиваемые ею слова, казались бесовским наваждением и драли морозом по коже.
Зашлась в голос Антонина, выговаривая что-то бессвязное.
Старухи
Гроб опустили в могилу, бросили по горсти земли и стали закапывать. Катерина тяжело всхлипывала и, обессиленно уронив голову, висела на старухах. Родственники разбились группами и сдержанно переговаривались, чувствуя облегчение...
Лиза стала звать помянуть усопшую. Голос ее был кроток и благочестив.
Водку разливали в граненые стаканы. Федору налили полный стакан, он выпил до дна, и Антонина прошипела с раздражением:
– Дорвался?.. Не терпится?
Седой дедушка Митяй, сосед Антонины по квартире, укоризненно покачал головой и мягко сказал:
– Что ты это, дочка? Нехай помянет ... Царство ей небесное.
Антонина промолчала...
С кладбища шли с легким сознанием исполненного долга, умиротворенные и доброжелательные не только друг к другу, но к человеческому вообще. Вблизи смерти невольно рождалось неосознанное чувство бренности своего существования, приходило смирение, а сердце очищалось от накипи и зла. Все земное и. суетное казалось теперь маловажным и лишним.
Орёл, 1982 г.
К СЫНУ
Екатерина Акимовна ехала к сыну. Поезд, наконец, прибывал к вокзалу. Больше полутора суток тряслась она в пассажирском поезде от Макеевки. Постель из экономии не брала и ночь дремала на голой полке, подложив под голову сумку и старое потертое пальто с облезлым воротником.
Встречал Екатерину Акимовну сын. Она увидела его на платформе еще на ходу поезда. Он искал глазами нужный вагон, а ее не заметил. Не угадав места остановки, он торопливо шел, почти бежал за вагоном, а она уже стояла в тамбуре с двумя хозяйственными сумками, перевязанными полотенцем, и высматривала невестку с внуком.
Когда поезд встал, Екатерина Акимовна, переждав, пока сойдут передние, подала сыну сумки и чемодан и неловко слезла по крутым металлическим ступенькам сама. Обняла сына и всплакнула.
– Похудел-то как!
– заметила она, вытирая слезы ладонью.
– Да что вы, мама! Еще на три килограмма поправился, - усмехнулся сын.
– А Лена-то с Алешкой чего ж не пришли?
– обидчиво спросила Екатерина Акимовна.
– Алеша здоров ли?
– В саду Алешка. А Лена на работе. Рабочий же день.
– Отпросилась бы.
– Да что вы, мама? Отпросилась. Я сам еле на часок
– Сейчас тебя домой отвезу - и в Управление.
Домой ехали в такси. По дороге Екатерина Акимовна крутила головой, узнавая город, где последний раз была два года назад, и радовалась, что помнит еще места, которые проезжали.
Сын открыл квартиру, показал, где взять поесть, отщипнул на ходу кусок булки, оставил ключи и побежал на работу.
Екатерина Акимовна спохватилась вдруг, подставила табуретку к окну и, открыв форточку, закричала во двор сыну:
– Я Алешку-то возьму из сада.
– Ладно, - махнул рукой сын. Ему было неловко, что мать кричит на весь двор.
– На перерыв-то домой ходите?
– кричала мать.
– Лена придет, - недовольно ответил сын и исчез за домом.
Оставшись одна, Екатерина Акимовна огляделась и стала разбирать сумки. Зная, что здесь у них плохо с мясом, она привезла немного колбасы, а из дома взяла своего, домашнего, сала. Разобравшись с вещами, Екатерина Акимовна заглянула в холодильник и, не обнаружив ничего кроме супа на дне кастрюльки и рожков, достала из морозилки мясо и положила его оттаивать в теплую воду.
Потом оделась и пошла за внуком в детский сад. Алешка ей обрадовался. Это ее растрогало, и она принялась целовать внука в нос, губы, и даже то что внук вытирался ладошкой после поцелуев, ее не обидело.
– Обслюнявила бабка. Вот какая противная, - весело говорила она.
– А я тебе гостинчик привезла.
И, заметив нетерпеливый блеск в глазах внука, достала из кармана тряпицу, развернула ее и подала два красных леденцовых петушка на палочке.
– Я их много привезла, - сказала она.
Петушков делал ее сосед, безногий инвалид Иван Романюга, на продажу, а для ее внука отлил штук двадцать отдельно и денег с нее не взял. "Наша порода, - с нежностью думала Екатерина Акимовна, глядя на крупного внука. И, выделяя чернющие глаза, большой рот и мясистый нос, с удовольствием отметила: "в батьку".
Когда на перерыв прибежала невестка, на столе уже стоял разогретый суп; рожки, облитые яйцом, шипели на сковородке, а крупно нарезанная колбаса и толстые куски свойского сала навалом, так же как хлеб, лежали на глубокой тарелке. Стол, накрытый с деревенской простотой и непритязательностью, вызывал аппетит.
Лена с порога поздоровалась с Екатериной Акимовной и, раздеваясь, мешкала, не зная как поступить: целовать или нет, но та обняла ее сама и расцеловала троекратно по-русски.
– Алешка ел?
– спросила Лена.
– А как же ж, кормила!
– ответила Екатерина Акимовна и заговорила о другом.
– Я из мяса бульон сварила. Что делать, суп, чи щи?
– Я хотела из этого мяса котлет накрутить. Мясо-то любовое, - огорчилась Лена.
– Не можно котлеты делать. Как же без горячего- то? Мужика щами, чи супом кормить надо. Без первого мужик все равно, что ничего не ел. Сашка у меня без горячего никогда не был. Того и здоровый.