"Баламуты"
Шрифт:
А еще через день в завком пришли женщины, решительные и злые.
– Закрывай свою баню, Василий Петрович - потребовали они.
– Это как, то есть, закрывать?
– Так! Безобразия терпеть не будем.
– Какого это безобразия? ... Только тише. Давайте кто-нибудь один. В чем дело?
Вперед выстудила бойкая Козлачева.
– Душ поставили?
– начала Козлачева с вопроса.
– Ну, поставили, - подтвердил Ганнушкин.
– Так вот, снимай назад. Нашего бабьего согласия на него нет.
– Да чем вам душ-то помешал?
–
Женщины опять разом загалдели, и Ганнушкин прикрикнул:
– Тихо! Базар тут устроили. Сейчас всех выгоню.
Женщины замолчали.
– Ну, - сказал Ганнушкин, обращаясь к Козлачевой.
– Говори.
– Мужики домой стали ночью заявляться. И где шатаются, неизвестно.
– Ну, а при чем здесь душ?
– А вот при чем. Раньше мой Колька, бывало, хоть и выпимши, а приходил домой засветло. И то, куда идти в рабочем, если от тебя собаки шарахаются. А теперь моду взяли. Мало того, что пьют, еще и гуляют. Хорошо, скажем, он помылся, да пить пошел. А ну, если он к бабе какой ходить начал?
– Что ж ты от меня хочешь? Чтобы я его после работы до дома провожал?
– пошутил Василий Петрович.
– Ты не шути, Василий Петрович, а давай душ закрывай.
– Да душ-то не причем, - попытался возразить Ганнушкин, но ему рта не дали раскрыть, и он вынужден был сделать дипломатический шаг, объяснив, что без директора этот вопрос сам решить не может. Тогда обе стороны продолжили переговоры и пришли, в конце концов, к компромиссному решению: душ пока не трогать, а поговорить с их мужьями и предупредить их по всей строгости.
Когда Василий Петрович доложил директору о своем разговоре с женщинами, тот сокрушенно покачал головой:
– Ну, народ! Вот и свари с ними кашу.
А присутствовавший здесь начальник сборочного цеха с сарказмом произнес:
– Не было у бабы заботы, так купила порося!
– Что ж, по твоему, пусть все самокатом катится... Ходи Ванька нечесаным... Культуру-то надо как-то поднимать.
– Ладно!
– решил директор.
– Вызови мне этих активных мужиков.
Козлачев, когда ему сказали, чтобы он после работы шел к директору, всполошился. Вроде, в последнее время ни в чем таком не замечен. На работе не пил. Не прогуливал. Но когда узнал, что других тоже вызывают, успокоился и пошел узнавать у ребят, зачем вызывают.
– Ты не знаешь?
– спросил он у Володьки Панюшкина.
– Говорят, бабы приходили. Жаловаться на нас, - ответил тот.
– Во, заразы!
– удивился Козлачев.
Директор начал издалека.
– Ну, как душ? Моетесь?
– поинтересовался он.
– Спасибо, Анатолий Евсеевич, моемся, - настороженно ответили ему.
– А после душа идете водку пить, - ровно, в тон ответу сказал директор.
– Дак, оно, вроде, так полагается, - ответил за всех Козлачев.
– А тебе, Козлачев, всегда полагается. И с душем и без душа.
Было хоть раз, чтоб ты от водки отказался?
Козлачев усмехнулся. Мол, чего глупости опрашивать.
–
– Вот что. Жалуются на вас... Вы что, понимаешь, позволяете? ... Дома семьи, дети у всех, а они с работы не домой, а болтаться куда-то отправляются, понимаешь...
– Что ж, за бабий подол держаться?
– сказал тот же Козлачев.
– Ничего, подержишься. Раньше-то держался?
– Так-то оно так. Но только иной раз, Анатолий Евсеич, такая тоска нападает!
– От тоски ты и пьешь?
– с сомнением сказал директор.
– А то от чего ж еще?
– Смотри, Козлачев, а то от этой тоски в кишкинку попадешь! Лечиться тебе надо, Козлачев. Вот что... Ну ладно, а чего ты после работы блудить идешь?
– А чего дома-то? Грызню, что ль, бабью слушать? Слава Богу, теперь душ. Помылся, оделся в чистое - и гуляй.
Анатолий Евсеевич даже рот открыл от удивления:
– Так что, теперь душ закрывать прикажете, что-ли?.. Или магазин? Магазин-то вам и мешает, а не душ. Так вот. Предупреждаю. Поступят еще жалобы, будем разбирать персонально каждого и принимать строгие меры...
– Ну что, мужики?
– сказал Козлачев, когда брали водку.
– Отмылись?
– Побаловались, хватит!
– подтвердил Семен Харитонов.
– Раз в неделю-то можно!
– возразил Вася Колышкин.
– А кто тебе не дает каждый день мыться?
– спросил Володька Шишкин.
– Чтоб опять Катька жаловаться пришла?
– сказал Козлачев.
– А ты выпил и домой иди!
– посоветовал Володька.
– В чистом-то?
– удивился Козлачев и даже остановился.
– Ишь ты! Да когда я в чистом, мне гулять хочется. Я тогда праздник чувствую...
– Ишь ты, домой иди, - повторил Козлачев еще раз, когда выпили и грязные и усталые шли домой.
Орёл, 1979 г.
АРТИСТЫ
Давали "Верность" Погодина. Актер Яшунский, любимец публики, изящный мужчина лет тридцати пяти играл в шахматы в своей уборной с актером Филипповым, умницей, пьяницей и забулдыгой. Их выход был не скоро, и они сводили вечные счеты за шахматной доской.
– Я, дорогой мой, в молодости котировался по первому разряду, - Яшунский снял конем пешку Филиппова.
– А я, золотце, все больше в шашечки, в шашечки, болезный мой, - вторил Филиппов, снимая коня слоном.
"Он же не должен коня брать. Ему мат", - с недоумением отметил про себя Яшунский и, решив прощупать Филиппова, сказал:
– Может, вернуть ход?
– Нет уж, благодетель, не надо.
Яшунский задумался, а посчитав ходы, решил, что дал маху, и прикидывал, удобно ли самому просить коня назад.
В это время "зарыдала" Веронская и, очевидно, бросилась на сцену, потому что рыдания вдруг стали приглушеннее.