Балапан, или Как исчез из России один народ

Ekgardt Victor

– Для начала пока хватит, а то еще чего доброго с голодухи-то живот заболит…

Ее супруг весело наблюдал за хлопотами и то и дело помогал советами, в которых в общем-то не было нужды.

– Устал, небось, сердешный. Ложись-ка поспи, а я тебе пока дедову одежку подберу.

Роберт улегся в кровать на пышную перину и мгновенно уснул. Проспал он до обеда следующего дня, а когда пробудился на табурете около кровати, обнаружил штаны и рубаху-косоворотку, а также и нижнее белье. Во все это он с удовольствием оделся и почувствовал себя более уверенней, независимей. Хозяйка умело перешила дедову одежду под его размер. Голым-то куда можно было податься, а теперь хоть на край света…

В

доме никого не было. На столе лежал прикрытый полотенцем хлеб, на печи в чугунке стояло что-то соблазнительно пахнущее. Роберт не решился хозяйничать, даже не догадываясь, что все эти вкусности приготовлены для него.

Он вышел на улицу и увидел пожилую пару, занимающуюся своим нехитрым хозяйством.

– Ну что, выспался, малец, – увидел его старик, – я думал, что ты никогда не проснешься…

Роберт не понимал всех слов, но в смысл сказанного вникал и досадовал, что не мог выразить всех слов благодарности, которые роились в его душе и просились наружу. Ему очень не нравилось быть нечестным по отношению к этим сердечным пожилым людям, приютившим его, и не только приютившим. Несмотря на такое грозное время, их сердца были полны любовью, которая искала выхода; хотя они ее и дарили друг другу, но этого было мало. Они нуждались в общем объекте любви, и вот он появился и воплотился в этом заморыше, который и разговаривать-то не умел и от этого еще больше нуждался в их жалости, внимании и защите. Они благодарили небо за это и не могли надышаться на мальчика.

Он, в свою очередь, был так признателен за те чувства, которые эти старые добрые люди к нему проявили, что его маленькое сердце переполняла благодарность. И на душе было тяжко от обмана, ведь он совсем не немой, ему было стыдно, что он немец, в то время как вся страна воюет с немцами. Признаться им в своих грехах было сверх его сил, и не потому, что он боялся последствий, что его прогонят или сдадут властям, а потому, что не хотел их огорчать, разочаровывать.

После сытного обеда хозяйка спросила Роберта:

– А родители твои где?

В ответ он лишь пожал плечами, на сей раз искренне.

– А писать-то ты умеешь?

Он кивнул головой в знак согласия. Хозяйка достала листок бумаги и карандаш.

– Напиши твое имя, как нам тебя называть…

Он мысленно поблагодарил небо, что в школе их худо-бедно научили если не русскому языку, то хотя бы русскому алфавиту. Взял в руки карандаш и начал писать первую букву своего имени, старательно по привычке выводя ее латинским шрифтом. Но прежде чем приступить к последней части этой буквы, он вовремя вспомнил, что русская «Р» в отличие от немецкой «R», пишется без этой последней части, то есть хвостика. Во время написания второй буквы «о» его вдруг осенило, что Роберт – это не русское имя, и он остановился…

– Ро… ман, Рома, – подсказала хозяйка дома.

В ответ Роберт с радостью закивал головой, с благодарностью за такой неожиданный выход из затруднительного положения.

– Ну вот и познакомились, Рома, – сказала она, не считая нужным называть свое имя и имя своего супруга, их ведь и так все здесь знают.

Так не могло долго продолжаться. Роберт каждый день откладывал свой побег на завтра, со своим юношеским максимализмом, с энергией, задором и совершенно неоправданной верой в себя и в то, что мир не такой уж и большой, тем более отдельно взятая страна, надеялся скоро найти своих сестер-братьев и мать, по которым скучал неимоверно.

"Uberraschung [7]

Путь на восток продолжался. Колеса постукивали монотонно и размеренно, иногда сбиваясь с ритма

на стрелках, но далее снова обретая его, продолжали монотонную музыку. Анна-Мария никак не могла взять себя в руки. Слезы ее буквально душили, не могла справиться с ними даже ради детей. Больше нечеловеческих условий угнетала неизвестность, отсутствие информации и невозможность ее добыть. Порой душила бессильная ярость, но все подминало под собой чувство безысходности.

7

Сюрприз.

Временами стали отказывать ноги, раньше никогда такого не бывало, а теперь хочет сделать шаг, а не получается, поднять ногу, чтобы поставить на ступеньку, – не слушается. Двигаться удавалось кое-как, да и то после основательной разминки-тренировки. В начале пути она еще присматривала за своими детьми, заботилась, чтобы они не отстали, умывала младших девчат, по возможности готовила еду, возилась со старшей дочерью Мари-Катрин, во время приступов ее болезни. Но потом как-то отстранилась от дел, отчасти из-за трудностей, связанных с передвижением на то и дело отказывающих ногах. И все хлопоты приняли ее дети, в том числе и уход за ней самой.

Степь нехотя, но все же отступала, и пейзажи становились веселее, местность – холмистее, появились кустарники и деревья, еще не леса, но уже и не степи – лесостепи.

В очередной раз остановились на длительную стоянку на узловой станции Кустанай, затерянной среди бесчисленных безымянных разъездов-полустанков в безграничной казахской степи, которая плавно переходила в леса.

Было довольно многолюдно. На соседних путях стояли еще два-три товарных состава. Кроме этого толкали туда-сюда какие-то бесконечно длинные или совсем короткие составы, в два-три вагона, сцепляли-расцепляли и вновь сцепляли, формируя и расформировывая поезда. Главный путь был свободен, и на нем практически беспрерывно горел зеленый свет в направлении запада, куда и проносились с оглушительным грохотом поезда, не снижая хода. Одни везли зачехленную военную технику. Под чехлами угадывались танки, пушки, тягачи, грузовики. В других были солдаты, молодые и не очень. То и дело из вагонов показывались озабоченные лица новобранцев. На фронт следовала очередная порция пушечного мяса.

Вдруг на Анну-Марию и ее семью, как снег на голову, свалился Карл, который должен был служить где-то в западноевропейской части страны, где уже бушевала война. Эта встреча не поддается никакой логике, да и чему вообще из событий последнего месяца можно было бы дать логическую основу? Так распорядился его величество случай! Это было такое из ряда вон выходящее событие, среди наслаивающихся одна на другую печальных новостей и катастроф, такая радостная, приведшая в восторг всю семью встреча! И не только семью, их радость разделили остальные обитатели вагона.

– Здравствуй, мама, – сказал он, подойдя потихоньку к подавленной и поглощенной горестными мыслями, сидящей на нарах женщине.

– Ах, – воскликнула та, потеряв дар речи на короткое время, – Карл, Carlchen [8] , сынок… она хотела подняться, но ноги и в этот раз ее не послушались.

– Как ты нас нашел?

Ирма, жена, увидев его, тоже потеряла было дар речи, и они как будто слились воедино, крепко обнявшись. Тут и маленький Эдуард, словно почувствовал родного отца, проснувшись, захныкал. Отец взял его на руки, и он снова уснул.

8

Карлуша.