Балапан, или Как исчез из России один народ
Шрифт:
По мере наполнения трюма вода становилась чище. Эмилю пришлось попробовать ее на вкус, оказалась соленой. «Мы в море», – сделал он очередное невеселое открытие. «Хоть захлебнуться чистой водой, а не нечистотами», – промелькнула малоутешительная мысль.
Вода неумолимо прибывала, точнее сказать, опускалась крыша баржи. Вскоре вода и крыша встретились, дальше пошло всё быстро, и пучина поглотила баржу.
…дальше пошло всё быстро и пучина поглотила баржу
Художник
Эмиль набрал последний раз полные легкие воздуха. Еще какое-то время сознание не покидало его. За эти самые последние несколько мгновений он увидел видения всей своей жизни на изнанке век. За пару секунд он прожил еще раз всю свою сознательную жизнь, все 45 лет, начиная с пятилетнего возраста; даже мелькнуло то, чего он не вспоминал ни разу при жизни – вплоть до расставания с женой, а затем с Робертом. Ему стало жалко их, потому что они будут сильно опечалены и расстроены, узнав о его смерти, ведь даже могилы у него не будет. Как переживут его дорогие женщины эту депортацию, с ними же не осталось ни одного мужчины – ни старшего сына Карла, ни его самого, ни Роберта. Время относительно. Может и сто лет пролететь за миг, можно и за миг прожить целую жизнь… Приступ удушья заслонил собой видения, и в следующее мгновение сознание покинуло его…
На буксире солдатики печально смотрели на следы своего злодеяния, точнее – на полное отсутствие этих следов. Баржа ушла под воду, выпустив в виде огромных воздушных пузырей остатки воздуха изо всех своих сусеков, и вместе с ней ушли под воду все приглушенные закрытой крышей баржи отчаянные вопли и тщетные мольбы о помощи. Ушли под воду жизни, чаяния и надежды, которые никогда не сбудутся. У поглощенных пучиной не родятся дети, которые не смогут никогда выращивать, поливать и окучивать для Страны Советов…
Буксир еще постоял около часа на якоре, как было письменно приказано, в ожидании, не всплывет ли что-то или кто-то, и удостоверившись, что сработано чисто, легли на обратный курс. Солдатики избегали не только разговоров, но и смотреть друг на друга. Могли ли они противодействовать, воспрепятствовать этому преступлению, если бы и хватило мужества этим совсем еще мальчишкам? Что они могли противопоставить мощной карательной машине, работающей на протяжении десятилетий, достаточно отлаженной карательной машине, сметающей на своем пути целые народы? Судьба этих пацанов оказалась ненамного завиднее – отделение расформировали и разослали по разным частям, предварительно взяв подписку с каждого о неразглашении, в которой особой нужды не было. Отправили в самые горячие точки, во избежание утечки информации, где они и оставили свои молодые жизни «во имя» да «на благо».
А лейтенант А. С. Нечипуренко выпил из горлышка бутылку водки залпом – и дело с концом.
Побег
Заканчивался сухой сентябрь, а октябрь грозился быть мокрым. Небо то и дело заволакивало черными тучами, которые набирали силу, чтобы пролиться дождем на землю, – уже и тренировки были, но они заканчивались, едва начавшись.
Роберт наслаждался уютной и сытой жизнью, старался быть полезным и без какой-либо указки или команды от старика управлялся в сараях, кормил животных, убирал за ними. Старика удивляла сноровка этого мальчугана, несмотря на юный возраст, – чувствовался богатый опыт.
Старик за глаза называл свою супругу молодухой, а когда обращался к ней, то всегда звучало – «мать». Она же его называла «дед», и когда была особо довольна им – «старый». Роберт много позже силился вспомнить хотя бы какие-то детали, чтобы отыскать их уютный дом, но тщетно, даже где этот разъезд находится – не определил.
Как-то после очередного сытного обеда, когда все дела были переделаны, они втроем сидели за столом и пили чай со вкусными-превкусными плюшками.
– Завтра приедет
Роберт обрадовался этому известию меньше, чем они ожидали. «Теперь они выведут меня на чистую воду», – подумал он и назначил на эту же ночь свой побег.
Он уже давно приметил, где находятся необходимые вещи, как то: дедова телогрейка, в которой он управлялся в сараях; старая большая пуховая шаль, поеденная молью, которая теперь служила для накрывания квашни; большой ржавый и тупой ножик, которым никто не пользовался; чеплашка из-под молока, маленькая и пузатая, около двух литров в объеме, похожая на бидон, жалко без крышки; спички, из восьми находящихся в наличии коробок он честно взял только половину; сало, картошка и хлеб. Как раз в этот вечер хозяйка испекла большую буханку хлеба, от которой совсем немного съели за ужином, и сварила большой чугунок картошки в мундирах и вместе с хлебом выставила в сени. В наличии в хозяйстве у этих людей было все такое же лучшего качества, и старики бы с радостью отдали это Роберту, и много сверх того, но он взял то, что взял, чтобы не обворовать своих благодетелей. Не мог же он ответить им черной неблагодарностью.
Ночью, когда хозяйка уснула, а дед по делам службы пошел, очевидно переводить свои стрелки, он выбрался наружу, собрал все необходимое. Пустой товарняк стоял на запасном пути и пропускал один за другим идущие на запад тяжелогруженые составы. Роберт уже начал опасаться, что обнаружат его исчезновение раньше, чем ему удастся уехать, но вот, наконец, загорелся зеленый свет и его поезд тронулся.
Рано утром, проснувшись, хозяйка подоила корову, как водится. Дед проснулся позже, пошел управляться в сараи и оттуда услышал истошный крик своей молодухи. Залетев в дом, он увидел убитую горем жену с клочком бумаги в руках. Он взял листок, на нем было написано: «Спасибо, простите, надо». Старик сказал ей:
– Должно быть он с ночным товарняком уехал, тут только один ночью был. Я сообщу, и мы его найдем быстро и вернем. Ничего, не переживай, мы его вернем.
– Нет… – вскрикнула она, – видишь тут написано «надо». Он поехал к своим родителям, поехал искать их. Ведь он уехал совсем раздетый, и зима на носу, и с собой из провизии ничего не взял… Кабы не пропал, ведь малец совсем…
К обеду они выяснили, что он не совсем раздетый и не совсем без провизии, и немного успокоились.
На этом мы расстанемся с этими добрыми пожилыми людьми навсегда. Хочется надеяться, что в мире таких людей больше, чем тех, других, которые не лечат, а губят, которые ломают, а не созидают, которые ненавидят, вместо того чтобы любить…
А Роберт, устроившись в открытом вагоне из-под угля, в котором было неуютно, грязно и холодно, ехал в направлении на восток. Весь состав состоял из таких же вагонов, и улучшить жилищные условия не представлялось возможным.
Утром, когда всходило солнце впереди по курсу следования, он радовался. Но поезд продвигался так медленно! Большей частью простаивал на станциях и разъездах. Двигались медленно, а продукты таяли быстро. Роберт стал опасаться, что они кончатся раньше, чем он найдет своих родных. На одной довольно крупной сортировочной станции, где его вагон прицепляли-отцепляли, толкали туда-сюда, ему нестерпимо захотелось пить, а запас воды к тому времени уже закончился. Мальчик осторожно выбрался наружу и пошел вдоль путей на некотором расстоянии, в надежде отыскать источник воды, какую-нибудь колонку, подобную такой, на которую он наткнулся на гостеприимном разъезде.