Балаустион

Конарев Сергей

Леонтиск понимал, в какой переплет попал и сам Галиарт, и декада «волчат», по сути, сбежавшая из агелы. По законам Спарты, их поведение было обыкновенным дезертирством, и никакая жестокость начальника военной школы не могла служить оправданием. Если Пирр и его партия срочно не предпримут действий для защиты беглецов, их ожидает суровое наказание.

– Сердечный бой восстановился, – сухой голос Агамемнона прозвучал, как хруст ветки под ногой в ночном лесу. – Смерть ослабила хватку, но не ушла, проклятая, я чувствую ее.

Пирр движением

глаз сделал Леонтиску знак покинуть комнату, сам поднялся на ноги.

– Старина, будь с ним и днем и ночью, – с видимым усилием проговорил он, повернувшись к лекарю. – Не допусти, чтобы мой брат умер, слышишь?

– Наследник, я всего лишь человек, и вдобавок очень старый, – молвил тот. – Мне нет проку говорить тебе то, что ты хочешь услышать, и тем умалять истину. Истина же в том, что у мальца шансов немного, один против трех.

– Я не желаю этого слышать! – Пирр сжал кулаки, на щеках заходили желваки.

– Тебе бы, сынок, принести жертву богу Асклепию и попросить его о милосердии и содействии, – мягко сказал Агамемнон, покачав древней, совершенно седой головой. – А я сделаю все, что возможно, поверь.

– Знаю, – кивнул Пирр и вышел прочь. Леонтиск, обменявшись взглядом со старым лекарем, поспешил за ним.

– Подлые звери! Сволочи! – скрежетнул зубами царевич, когда они оказались в коридоре. Тяжелый кулак врезался в стену, еще и еще раз, до крови. Лакированные доски, которыми была обшита стена, жалобно загудели. Из щелей облачком выплеснулась пыль штукатурки.

– Командир… – Леонтиск положил руку на плечо царевича. – Все будет хорошо, вот увидишь…

Простые слова утешения не шли с языка, прилипали к губам.

– Ничего уже не будет хорошо, – рыкнул Пирр, с видимым усилием беря себя в руки. – Проклятый убийца! За что мальчишку-то, за что?

«Он не верит, что Орест выживет», – дошло до Леонтиска.

– Думаешь, это его рук дело, командир? Горгила? – осторожно спросил афинянин.

– А чьих же еще? – Пирр глянул на афинянина так, что тому стало страшно. – Думаешь, Пакид сам, ни с того ни с сего, приказал запороть моего брата до смерти?

– На что он рассчитывал? – пожал плечом Леонтиск. – Как собирался смотреть в глаза царю Павсанию?

– Значит, уверен, что смотреть не придется. Надеется, собака, что отомстить ему будет некому. Или вообще ничего не знает, действует вслепую по прямому приказу. Так или иначе, ему конец.

Леонтиск ничего не ответил. Пакид – птица высокого полета, и добраться до него будет нелегко.

В этот момент из двери, что вела в андрон, вышел Феникс.

– Командир! – позвал он. – Там эти, бородатые, пришли. Просят адио… аудоенции… Видеть тебя хотят, одним словом.

– Старейшины гильдий? – переспросил Пирр.

– Ага, – мотнул рыжей головой Феникс. – Они самые. Кузнецы, ткачи, плотники и другие… Всего мурл пятнадцать.

– Они должны принести результат по тому гнусному карлику, – вспомнил царевич. Глубоко вздохнув, он поднял руки и энергичными движениями ладоней стер следы

яростных чувств, еще минуту назад коверкавших его лицо. Взглянул на Леонтиска, едва заметно кивнул ему и вышел.

– Есть новости? – спросил Леонтиск у товарища.

– Не-а. Ни хрена они хорошего не сказали, эти старые пердуны. Не знает из них никто тощего шпиона, он не из мастеровых и не из их рабов.

– Значит, из приезжих. И управители ахейской делегации должны будут его опознать. Либо прислуга Персики.

– Авоэ, это уже забота Антикрата, – махнул рукой Феникс. – Как маляв?

– Плохо. Лежит без сознания, словно труп. Ты же видел – на нем живого места нет. Мы… командир и я… три часа просидели возле него и – ни одного движения, ни одного звука…

– А старый шарлатан что же?

– Лекарь Агамемнон говорит – надежды мало.

– Дерьмо-о… – протянул Феникс. – Если малыш помрет, командир вообще взбесится. Сколько жоп будет порвано – страшно подумать…

– Выйдем на улицу, – предложил Леонтиск, почувствовав, что ему необходим глоток свежего воздуха. Бессонная ночь осела усталостью на позвоночнике, свербила зудом в висках и над бровями.

Пройдя по коридору, они свернули налево и вышли в сад. Алый диск солнца уже поднялся над утренней дымкой, клубившейся над просыпающимся городом. Синеватые пирамиды кипарисов, высаженных вдоль дорожки, ведущей вглубь сада, стояли, точно почетный караул. За ними шелестели, колеблемые студеным бореем, оливковые деревья. Пространство между ними густо заросло кустарником, который давным-давно никто не подрезал и не облагораживал. Картину завершали несколько старых платанов, огромных, словно башни; они замерли у самой стены, за которой позапрошлой ночью Леонтиск и Эвполид не смогли догнать маленького шпиона. Он был столь резв, ублюдок, что убежал от них аж на подземные равнины.

Слева, среди деревьев, афинянин заметил прогуливающихся по периметру стены Аркесила и Эвполида. Товарищи царевича несли круглосуточную охрану дома. Неподалеку двое домашних рабов срубали ветви с одного из кипарисов для подготовки к похоронам ключницы Грании. Тело ее уже доставили и готовили к обряду на женской половине дома.

Леонтиск и Феникс направились к друзьям.

– Что? Умер? – отрывисто спросил Аркесил, когда они приблизились. Его открытое лицо с правильными чертами посерело от тревоги.

– Хвала богам, нет, – покачал головой Леонтиск.

– Пока нет, – буркнул Феникс. – Давайте отойдем, этот хренов стук топоров наводит на меня уныние.

– Я тоже не переношу, когда рубят кипарис, дерево смерти, – произнес Эвполид. – Этот звук – предвестье несчастья, так говорила моя мать.

– Несчастье уже здесь, – тихо сказал Аркесил. – Позавчера – раб и ключница Грания, вчера – Орест, кто следующий? Кипарисов здесь хватит на всех нас…

– Не каркай, – оборвал его Леонтиск.

– Надеюсь, мы найдем эту жабу Горгила раньше, чем аллея существенно проредится, – оскалил зубы Феникс.