Балаустион

Конарев Сергей

А в девятой

Переиначить весь мир, что не властно и богу

Понимаешь теперь?

– Дела-а! Теперь понятно, почему аспид обвился вокруг его руки. Он защищал царевича! Потому и напал на доктора, когда тот подошел…

– Проклятая гадина! – плюнул Леонтиск. – Из-за этой твари Аркесил сделался одноногим!

Эвполид цокнул языком.

– Какая глупость… Мы ведь осмотрели змею, она была вся изрезана стариком, уже испускала дух… Если бы Аркесил не кинулся ее давить, она

сама издохла бы через минуту-другую. И несчастья бы не произошло.

– Я не знал об этом, – спазм в горле едва позволил Леонтиску сказать это.

– Твой друг пострадал напрасно, из-за своей бессмысленной храбрости…

Леонтиск скрипнул зубами, поднял на сына Терамена тяжелый взгляд.

– Никогда не говори ему об этом. И никому иному. Храбрость бессмысленной не бывает, друг.

Эвполид, потускнев, молча склонил голову.

– Авоэ, наследник зовет нас, – нарушил повисшую неловкую тишину Ион. – Идем.

Афиняне последовали в дом вслед за историком.

Пирр, по обыкновению, принимал старших друзей в экседре. Сам царевич сидел в углу, рядом с очагом, напротив расположились полемарх Брахилл и стратег Никомах. Кроме них, на совете присутствовали еще Галиарт и Тисамен. Феникс, Энет и Лих стояли в карауле, Аркесил лежал на женской половине дома, через стену от Ореста. «Кто теперь будет ходить за ними, когда старый Агамемнон мертв? – подумал Леонтиск, усаживаясь на скамью рядом с Тисаменом. – Тетка Арита одна не управится. Царевичу придется пригласить нового лекаря».

– …Одним словом, Скиф твердо обещал поддержку как в синедрионе геронтов, так и в прочих делах, – продолжил рассказ стратег Никомах. – Старина Эпименид приготовил длинную речь, собирался его уговаривать, но ничего этого не понадобилось. Верховный жрец вел себя так, как будто давно ожидал нас.

– Хренотень какая-то, клянусь кишками, – голос Брахилла выдал его изумление.

– Дружище Эпименид сказал почти то же самое, разве что немного помягче, когда мы вышли от эфора, – усмехнулся Никомах. Леонтиску нравился этот седовласый военный. Аккуратностью и спокойными манерами он разительно отличался от большинства спартанских офицеров, типичным представителем которых мог служить грубый и энергичный Брахилл. Впрочем, полемарх, при своем высоком положении мог позволить себе роскошь не сдерживать натуры.

– Поворот и впрямь неожиданный, клянусь Палладием! – даже Пирр не смог скрыть удивления. – Хо, теперь и боги будут благоволить нам, если жрец перешел в наш лагерь. Очень своевременно, признаюсь.

– Не очень-то доверяй этому бурдюку с дерьмом, сынок, – ворчливо предостерег полемарх Брахилл. – Он перебежал к нам, получив какое-то дурацкое знамение, а получив другое, вонзит копье в спину.

– Гм, пожалуй, мне следует лично навестить старого Скифа и разобраться в его мотивах самому, – согласился царевич. – Но перед этим хотелось бы поговорить с Эпименидом. Где он, кстати, и почему не пришел на совет?

– Приболел, как сообщил мне его посыльный, – ответил Никомах. – Сказать по правде, он и во время визита к Скифу выглядел не лучшим образом. Но завтра

обещал появиться, если не почувствует себя хуже.

– Что с ним стряслось?

– Старческие болячки, – махнул рукой Никомах. – Думаю, ничего страшного.

– Мне кажется, он просто решил провести день с сыновьями. В кои-то веки, с обоими. Старшего, Лисимеда, отпустили из агелы на несколько дней, чтобы он пожил дома, – пояснил ситуацию Галиарт. Еще два дня назад местом его службы была агела, и он, видимо, продолжал поддерживать связь с товарищами из военной школы.

– Да? Чего это мерзавец Пакид так раздобрел? – хмыкнул Брахилл.

– Все просто, – сын наварха растянул рот в усмешке, обнажив лошадиные зубы. – Отец забитого насмерть пацана, Автодик из Мезои, пошел с обвинением на педонома к Фебиду. И теперь Пакид задабривает родителей остальных «волчат» из этой декады, чтобы они не поддержали иска.

– Подлая свинья! – глухо проговорил Пирр. – Он мне заплатит за Ореста!

– Можно было бы схватить его за тощую задницу прямо сейчас, но педонома прикрывает Архелай, будь он неладен, – тряхнул бородой Брахилл.

– А где Архелай, там и Гиперид, – добавил Никомах.

– В таком случае, подождем, пока в город вернется отец, – после некоторого раздумья принял решение Пирр. – Уж он найдет на всех управу, клянусь Палладием!

– Это точно, кур-рва медь! – хохотнул полемарх. – Кстати, сколько дней осталось до синедриона геронтов?

– Восемнадцать, – Ион, как всегда, подсчитал быстрее всех. – Уже недалече.

– Я говорил с большинством старейшин, – сообщил стратег Никомах. – Все отлично: примерно две трети старцев собираются проголосовать за возвращение царя из изгнания. А если еще Скиф поможет, как обещал, в победе можно не сомневаться.

– Нужно готовить дворец! – вырвалось у Леонтиска. Он, как и все, с нетерпением ждал возвращения в город государя Павсания и хотел, чтобы город встретил старого царя как полагается.

– Верно, – кивнул Пирр. – С этими убийствами мы совершенно забыли, что старый особняк уже наш. Завтра же велю тетке Арите заняться обустройством. Пусть выделит денег, наймет архитектора и мастеров, привлечет илотов из поместья… Они должны работать день и ночь, чтобы к приезду отца хотя бы часть помещений была пригодна для жилья. Для царя Спарты и его свиты в доме тетки места не хватит.

Царевич с такой уверенностью говорил о возвращении отца, как будто суд геронтов был уже выигран. Леонтиск, как ни пытался заставить себя, не мог найти в себе подобной убежденности. Несмотря на бодрые прогнозы Никомаха, афинянин был уверен, что Агиады и другие враги Павсания сделают все, что возможно, чтобы не допустить оправдания изгнанника. Тем более, что в городе находятся римлянин и македонец, которые тоже навряд ли будут сидеть сложа руки. С другой стороны, подавляющее большинство граждан, особенно после сегодняшнего покушения, твердо встало на сторону Эврипонтидов… Одним словом, соотношение сил было совершенно непонятным, все вскроется только в самый день синедриона. И этот день неотвратимо приближался…