Балаустион
Шрифт:
Эвдамид, хмурясь, глядел на стоявшего против него человека. Эфор Анталкид был внешне спокоен, а в уголках губ крылась обычная ироничная улыбка. Либо толстяк не знает, что стоит на краю пропасти, либо у него чрезвычайно крепкие нервы. Либо, третье, он знает что-то, чего не знает Эвдамид, и поэтому чувствует себя вне опасности.
Эта мысль молодому царю не понравилась, и он еще больше помрачнел. И выразил свое раздражение в небрежном жесте, разрешающем эфору сесть.
Анталкид с готовностью опустил увесистую заднюю часть туловища на внесенную рабами небольшую каменную скамью,
– Здоров ли ты, государь? Бледность твоего лица не есть ли признак телесного недуга? – несмотря на учтивый тон, это прозвучало как издевка.
– Благодарю, господин эфор, с моим здоровьем все в порядке, – сжал челюсти Эвдамид. – И каким бы оно ни было, полагаю, что его хватит до конца жизни.
– Ах, как я завидую молодости, – вздохнул Анталкид, делая вид, что не замечает тона Агиада. – В нашем стариковском возрасте здоровье – лишь небольшая пауза между двумя болезнями. А как, кстати, самочувствие твоей доброй матушки, благородной царицы Тимоклеи? В последнее время она редко посещает общественные собрания и праздники.
– Шумные сборища стали утомлять ее. Однако хворям она не поддается. Говорит, что не время болеть, когда недуг снедает государство.
– Мужественная женщина. И она, клянусь богами, права! – Анталкид картинно всплеснул руками. – Сколько событий принес наступивший год! В каком котле тревог мы варимся! Переговоры с Ахейским союзом, бунтующие граждане, завтрашний синедрион геронтов… С этим действительно трудно справиться без дружеской и искренней помощи, особенно… кхм… такому молодому правителю… Я рад, что ты, государь, решил пригласить для совета меня, человека, умудренного сединами. Уважение к мудрости старших есть банальность, зачастую вызывающая зубную боль у современной молодежи. Увы, любая истина банальна, и молодым следует сознавать, что ум – это то, что иногда встречается и у стариков.
– Однако людей привлекает энергия и ярость молодых. Я слышал, на днях твой советник Мелеагр оставил службу и предложил свои услуги Пирру?
Анталкид потемнел лицом – стрела попала в больное место.
– Объяснить это чем-либо другим, кроме внезапного помутнения рассудка, я не могу… – медленно ответил он. – Мелеагр, сын Фаилла, служил мне добрый десяток лет, был почти членом семьи и ушел внезапно, без объяснения причины. Как будто узнал, что дом мой поражен чумой. Авоэ, такие потери тяжело пережить, но время залечит эти раны. Эта измена – мое личное горе, и я переживу его сам. А здесь я, чтобы говорить о проблемах государства. Итак, государь мой Эвдамид, что бы ты хотел обсудить в первую очередь?
– Твои изменнические переговоры с римлянами, уважаемый Анталкид, – с готовностью отвечал Эвдамид. Испуг, промелькнувший на лице эфора, доставил Агиаду истинное удовольствие.
– Я говорю о той якобы тайной миссии, ради которой проконсул Нобилиор увязался за ахейской делегацией, словно репей за собачьим хвостом. Да еще и македонца с собой прихватил.
– Прошу тебя, государь! – вскричал Анталкид. – Умоляю тебя – тщательнее подбирай выражения, когда говоришь о римлянах. Неверное слово может привести к большим осложнениям,
– Разумеется, – кивнул Эвдамид. – Уши твоих шпионов, господин эфор. Увы, в данное время большинство этих ушей разделено с головами, на которых держались. Каким образом? Очень просто – с помощью инструментов нашего «ремесленника» Харета. Попозже… мы передадим тебе твоих людей, и уж прости, что по частям. Так получилось – уж очень преданно они отрабатывали твое, гм, оговорился… я хотел сказать – римское золото. На досуге, господин эфор, попробуй пришить этим беднягам отделенные части и заодно попытайся убедить кого-либо еще шпионить во дворце Агиадов.
– Что ты такое говоришь, государь? – Анталкид поднес сжатые кулаки к губам.
– Забудь, – махнул рукой Эвдамид. – Я говорил о тайной миссии римлян.
– Но ведь… – бледный эфор с большим трудом взял себя в руки. – Но ведь она завершена… Договор с ахейцами подписан.
– Мой брат уже катался бы по полу от смеха, – поморщился царь. – Я более сдержан, и поэтому только усмехнусь. Неужели ты думаешь, уважаемый Анталкид, что кто-то действительно поверит, будто целью римского консуляра было способствовать утрясению разногласий между Лакедемоном и ахейцами? Похоже, ты как раз и относишься к людям, что отказывают другим в наличии ума. Великий Зевс, ну и неуважение! Ха, да соглашение о морских базах было бы подписано, даже если бы римлянин выступал против него – настолько оно назрело и было естественным. Для обеих сторон.
Анталкид пошевелился, глянул на ухоженные ногти лежавших на коленях рук, затем снова поднял взгляд на царя. Похоже, он уже вполне оправился от потрясения. Эвдамид с невольным уважением подумал, что толстый интриган превосходно держит удар.
– В таком случае, государь, – твердо проговорил эфор, – я не понимаю, о какой тайной миссии римлян идет речь.
В приемном зале наступила тишина – глухая и неприятная. Эвдамид молча сверлил толстяка взглядом, пальцы молодого царя впились в подлокотники трона.
– С некоторых пор я очень тебя не люблю, эфор Анталкид, – наконец, разлепил губы Агиад. – Тебя и тебе подобных, потому что вы заставляете меня делать поступки, которые мне противны, и которые в нормальных обстоятельствах я ни за что бы не совершил. Кроме того, ты меня унижаешь, считая глупее себя, и не понимаешь серьезности ситуации. Что ж, нужно развеять этот досадный туман.
Хлопнув ладонью по колену, Эвдамид решительно вскочил на ноги.
– Ясон, помоги господину эфору. Мы идем в подземелье, и он может поскользнуться на ступеньках.
Огромный, словно циклоп, и такой же одноглазый, лохаг Трехсот с волчьей ухмылкой приблизился к нервно закусившему губу эфору. На лезвии обнаженного меча номарга блистали солнечные блики.
Спустя четверть часа они были глубоко внизу, пятьюдесятью локтями ниже мозаичного пола первого этажа дворца. В царстве Харета царили обычные запахи сырости, гнили и страдания. И отчаяния, беспросветного отчаяния обреченных жертв.
Увидев царя, палач и двое его обезьяноподобных помощников переломились в глубоких поклонах. Эвдамид снизошел до легкого кивка.