Баллада о Лорелее
Шрифт:
— Стажер Харди! — рявкнул я, чтобы привести его в чувство. — Повтори! Полное название и предназначение механизма, который ты видишь на экране.
— Дурак.
Майкл аж согнулся пополам, с невероятным трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. Я, признаться, слегка опешил, тем более что сказано было на чистейшем русском.
— Что-о? Объяснитесь, курсант.
— Дистанционо-управляемый роботизированный автономный комплекс. Сокращенно — ДУРАК. Официальное наименование КРИС-1500 «Скарабей», но ДУРАК мне нравится больше.
Та-ак… Значит, шутки шутить вздумали… А не такой ты и малохольный, как я погляжу. Что ж, посмотрим,
— Еще раз пошутишь, останешься без зачета, — тихим зловещим шепотом сказал я. Дабы нагнать на шутников страху. Кажется, подействовало.
— Можно вопрос? — спросил окончательно успокоившийся Майкл. Я милостиво разрешил. — Почему вы называете его Федотом, а не «Скарабеем» или КРИСом на худой конец?
— Что ж, — ухмыльнулся я. — Все очень просто. Есть в русском фольклоре такая сказка про удачливого стрельца Федота — «Пойди туда не знаю куда…»
— «…принеси то не знаю что», — неожиданно продолжил Сэм, чем удивил меня несказанно.
— Верно… Достаточно точно описывает суть нашей деятельности… А кстати, откуда такие познания? — осведомился я. — Немногие представители так называемой северо-атлантической цивилизации способны похвастать подобной эрудицией. В лучшем случае про Колобка да про Курочку Рябу.
— Был случай ознакомиться, — буркнул Сэм и замолк.
Ладно, не хочешь — не говори, дело твое. Вольному, как говорится, воля.
Дальше дело пошло веселее, даже Сэм, наконец-то, заинтересовался и перестал зевать.
— Собственно, «Скарабей» или Федот — лишь часть комплекса КРИС, — продолжал вещать я. — Хотя и весьма немаловажная. По сути представляет собой обычный подвижный манипулятор. Другими словами, вот это членистоногое насекомое — наши глаза, уши и руки, причем, не могу не отметить, довольно длинные. Федот способен пролезть туда, куда весь комплекс ни за что не пройдет.
— А мозги-то у него есть? — осведомился Сэм и уставился на меня в ожидании, что я подтвержу его самые худшие опасения: Федот — тварь абсолютно безмозглая, не способная ни на какие самостоятельные действия. Майкл тоже с интересом ожидал ответа, посматривая на приятеля с легкой ироничной усмешкой.
— Вынужден вас разочаровать, — не без злорадства сказал я. — Есть, только отдельно от туловища.
— Это как?
— Основная часть комплекса КРИС — своего рода док-станция, куда упрятаны электронные компоненты, крайне чувствительные к экстремальным условиям, царящим на поверхности Венеры. В том числе и мозги нашего Федота. Станция снабжена довольно мощной энергетической установкой, а также весьма эффективным холодильным оборудованием, средствами связи и передвижения в виде малогабаритного гравитационного двигателя. Не слишком мощного, но подходящего для наших целей. В конце концов, КРИС — это вам не антиграв, для небольших расстояний сойдет.
— А Федот, значит, бегает за ним вприпрыжку? Так что ли? — не унимался Сэм. И куда только подевалась его так называемая заторможенность? Удивительны дела твои, Господи…
— И опять не угадал. Док-станция имеет специальный герметичный ангар для «Скарабея». Он прячется туда в случае перегрева либо для подзарядки аккумуляторов. Либо вот как сейчас, когда возникает необходимость переезда на новое место.
— А что, есть такая необходимость?
Тьфу ты, черт! Вот же привязался… Ну никак не хотелось мне пускаться в рассуждения о разрушительности для нашей программы
— Понимаете, — проникновенно начал я. — Вот уже несколько месяцев, вплоть до вашего прибытия, мы проводили глубинные бурения с отбором проб в нескольких близкорасположенных и сравнительно молодых арахнидах… Знаете, что это такое?
Стажеры переглянулись и дружно качнули головами из стороны в сторону. Мол, нет, не знаем и даже не догадываемся.
Ну еще бы, откуда вам… Кому сейчас, спрашивается, интересна какая-то Венера?
Я вздохнул и пояснил:
— Венера — геологически активная планета, на поверхности которой существует довольно много действующих вулканов, заливающих лавой огромные пространства. Однако, из-за чудовищного давления извержения иногда носят весьма специфический характер. Представьте себе огромный, вспухающий на ровном месте лавовый пузырь. Представили? Прекрасно… Лава не успевает растечься и покрывается быстро застывающей коркой. А теперь представьте, что по каким-то неизвестным причинам приток расплавленной породы внезапно прекращается. Даже более того, лава быстро уходит из-под затвердевшего купола… возможно, потому, что находит выход на поверхность где-то в другом месте, не знаю… вариантов много. Что в этом случае происходит с куполом?
Вопрос, естественно, канул в пустоту. Ну никак не желает нынешняя молодежь шевелить мозгами, и поделать с этим ничего невозможно. Ждут готовых ответов. Э-эх! Придется отдуваться самому, иначе так и простоим тут до самого обеда.
— Правильно, — сам себе ответил я. — Покрывается трещинами и обрушивается. В результате на этом месте остается неглубокий абсолютно круглый кратер — арахнид. Откуда название? Хм… могли бы и сами догадаться. При наблюдении с высоты проломы и трещины в центральной части кратера складываются в рисунок, отдаленно напоминающий паука.
— Ну и что с того? — упрямо заявил Сэм. — Почему мы должны отсюда уходить?
— Мы же можем просто продолжить ваши исследования, — добавил Майкл.
Я только грустно вздохнул. Возможно, они и неплохие ребята, все-таки сообразили, насколько некстати оказался их незапланированный визит. И великодушно предлагают свою посильную помощь. Вот только воспользоваться ей, к сожалению, никак невозможно.
— Бурение внутри арахнида, — проникновенно сказал я, — вещь чрезвычайно опасная по многим причинам. Самая вероятная из них — можно угодить в лавовый или газовый карман, и тогда прощай, наш Федот. Сами понимаете, допустить такого я никак не могу. А значит, обучаться будем где-нибудь подальше отсюда… скажем, на той же равнине… А вот когда вы наберетесь опыта… тогда и поглядим.
Я и сам в это не верил.
Наступила долгая пауза. Даже Сэм не нашел, что возразить.
Потом вдруг Майкл неожиданно спросил:
— А изучение добытых проб? Как вы его проводите? Прямо на месте?
Я ухмыльнулся. Какие же они все-таки еще зеленые! Ничего не соображают. Ну как, спрашивается, можно осуществить более-менее приличный анализ в тех воистину нечеловеческих условиях, что царят там, внизу?
— Естественно, нет. Все добытые пробы изучаются исключительно здесь, на борту станции «Афродита».