Баллада о Лорелее
Шрифт:
— Михаил Александрович, объясните мне только одно: при чем здесь мы? Вот уж точно, повезло так повезло, никому до сих пор еще так не везло. Всего можно было ожидать, но такого… Ну почему? Почему это должно делаться за наш счет? Чем та же первая «Афродита» их не устроила, за какие грехи нам привалило этакое счастье?
Михаил Александрович философски пожал плечами.
Потрясающее спокойствие, восхитился Николай. Мне бы такое.
Он с трудом сдержал готовую вырваться наружу кривую, полную горечи усмешку.
С-стажеры…
Командир с сочувственной улыбкой молча глядел на постепенно терявшего воинственный пыл Николая, а затем, кряхтя, выбрался из кресла, подошел к нему вплотную и ободряюще похлопал по плечу.
— Ничего, ничего… смотри на ситуацию проще. А лучше всего с иронией. Вот увидишь, жизнь сразу же заиграет совсем другими красками, поверь моему опыту. Как говорит Марк наш Аврелий: «и не такое переживали».
— Ему-то легко говорить… К воспитанию стажеров он полностью непричастен.
Тем не менее Николай вдруг почувствовал, что удивительным образом практически успокоился. Верно говорят, выскажись, и сразу полегчает.
— Вот и ступай, воспитывай, — сказал командир, подталкивая его к выходу. — Все равно, больше некому.
— Это меня и угнетает, — вздохнул Николай.
Процесс воспитания происходил с большим скрипом.
Абсолютно не подозревавшие о бушующих вокруг них страстях стажеры пребывали в самом замечательном расположении духа, в отличие от их наставника. Никаких угрызений совести по поводу загубленной техники они явно не испытывали.
Я смотрел на них и только диву давался.
Вон, даже улыбаются чему-то… и шуточками перебрасываются. Ну конечно, какое им дело до наших забот. У них же просто на лбу написано неистовое желание получить положительный отзыв о прохождении стажировки, а там хоть трава не расти. Э-эх… да будь моя воля, я бы хоть сегодня накатал им самые лучшие рекомендации и спровадил отсюда с глаз долой. Если бы не командир и его наводящая изумление снисходительность…
А если уж совсем по-честному, то воспитательному воздействию пока что поддаюсь исключительно я сам. Не сразу, но пришлось, наконец, приучить себя взирать на происходящее так, словно оно ни в какой мере меня не касается.
Загублена еще одна оболочка? Плевать, все равно программа приказала долго жить. Или вот-вот прикажет.
Я мрачно наблюдал за абсолютно бесплодными попытками Сэма заставить Федота упаковать очередную порцию грунта в специальный контейнер для доставки на станцию. Совершенно бесполезную и никому не нужную пробу. Однако, даже с этой простейшей операцией нашему шутнику справиться было не дано. Несчастный Федот лишь вовсю размахивал манипуляторами, по всей видимости, окончательно одурев от непрерывного потока взаимоисключающих команд и тоже, как и я, потеряв всякую надежду на благополучный исход.
У Майкла
Вошел Марк Аврелий, взглянул на натужные попытки Сэма поладить, наконец, с нашим Федотом, покачал головой и одними губами произнес в мою сторону: «Безнадега».
В чем-в чем, а в этом я был с ним полностью солидарен.
— Ну что ты творишь? — все-таки не выдержал я, когда Сэм в очередной раз промахнулся мимо контейнера. — Из какого места у тебя руки растут?
Сэм раздраженно бросил бесполезные попытки и отвалился от пульта. Мол, сам пробуй, если такой умный, покажи класс.
Федот замер.
— Пусти, — я протиснулся ближе к клавиатуре.
Сэм молча освободил операторское кресло. Я быстро затолкал первый попавшийся камень в контейнер и выдал команду КРИСу на запуск воздушного шара.
— Вот так, — сказал я, не глядя в сторону притихших стажеров. — Майкл! Вылавливай посылку, и на сегодня хватит. Продолжим завтра.
— Есть, — ответил Майкл.
Сэм угрюмо молчал, поглядывая на меня исподлобья. Видимо, спинным мозгом почувствовал, что с получением зачета назревают определенные осложнения.
Внезапно я ощутил смутные угрызения совести. Не то чтобы очень уж сильные, но тем не менее…
Наверное, все-таки не стоит столь уж явно демонстрировать свое отношение к их способностям. Тем более что когда-то и сам был таким же… зеленым и ни на что полезное не пригодным. Поэтому остается лишь позавидовать педагогическому таланту и безграничному терпению моего тогдашнего наставника, которым по счастью оказался не кто иной как сам Михаил Александрович, командир. Вообще-то, мы с Марком Аврелием за глаза называем его Мих-Михом, а вот с чьей легкой руки он приобрел это прозвище мне до сих пор неведомо.
Впрочем, на этот счет у меня есть своя теория. Очень уж наш Михаил свет Александрович напоминает незабвенного Винни Пуха. И комплекцией, и повадками, и спокойным, доброжелательным отношением к окружающим. Вот некий неведомый мне насмешник подумал-подумал, да по аналогии и окрестил его. Винни Пух… Мих-Мих… нечто общее, несомненно, присутствует. Однако, прошу отметить, версия эта исключительно моя, ни в коей мере не претендующая на истину в последней инстанции. И забывать об этом, конечно же, не стоит. Вполне допускаю, что сходство нашего Михаила Александровича с Винни Пухом существует лишь в моем воспаленном воображении.