Баллада о неудачниках
Шрифт:
Я мог бы простить Малиновке собственное поражение. Мог бы простить доспехи и сбрую. Но унижение простить не могу. Унижение и стыдный, липкий страх, который я испытывал, стоя на колоде.
Этого я не прощу. И прикончу сукина сына, как только подвернется возможность.
— Ты права, интерес у меня личный, — ответил я ведьме, дожевывая ставший вдруг совершенно безвкусным пирог. — Это что-то меняет?
— Меняет. Отношение к делу. Если тебе нужно не выслужиться, а получить результат — не рвись выполнять приказы шерифа. В любом случае ты проиграешь — так хотя бы в полную силу не впрягайся. Действуй, когда Паттишалла в городе нет, не
Ха! Как будто они у меня тут есть.
— Ты мне партизанскую тактику предлагаешь?
— Вроде того. Если ты возьмешь разбойников и поставишь Паттишалла перед фактом, он ничего не сделает.
Один из вариантов. А второй — я эту мразоту прямо на месте положу, а Паттишаллу предъявлю уже трупы. Я мечтательно улыбнулся.
— Ну и еще одна мысль. Я бы на твоем месте усилила патрули, — продолжила Вилл, выкладывая на сковороду печень. Масло шкворчало и брызгало, заставляя ведьму подальше отступать от сковороды. — У Малиновки, насколько я понимаю, очень активная социальная жизнь — а значит, кто-то из банды регулярно бывает в городе. При должном усердии этих ребят можно свинтить, чтобы задать им несколько вопросов. Даже если шериф вмешается, информацию ты все-таки получишь.
— Паттишалл меня сожрет.
— Он тебя в любом случае сожрет. Какая разница, будет он тебя костерить за глупый план или за его отсутствие? Зато если получится провернуть что-то серьезное, получишь реальный результат. И поставишь шерифа перед фактом. Не будет же он из тюрьмы побег организовывать.
— Уверена?
— Вообще-то нет. Но если разбойники сбегут — это же не твоя вина.
— А чья?
Сочувственно покачав головой, Вилл помешала длинной вилкой печенку.
Я молчал и думал. Что-то в этом было. Да, определенно было. Если бы я так не бесился, вполне бы и сам сообразил. Все. Решено. Буду действовать у Паттишалла за спиной, и при первой возможности выпущу Малиновке кишки. При попытке сопротивления.
— Эй, Марк!
— Что?
— Пирога уже не хочешь?
— Нет, спасибо.
— Тогда порежь зелень.
— Почему я?!
— Потому что я занята, а ты бездельничаешь. Ты ведь хочешь это жаркое или нет?
Да, хочу. И что? Почему для того, чтобы просто пожрать, мне нужно резать зелень, взбивать яйца или колоть орехи? Это что, служанка не может делать? Ладно, пускай не служанка. Лишние уши мне ни к чему. Но все равно, что за дурацкое увлечение для благородной дамы — лично возиться у очага? Ах, мне это нравится, ах, это так увлекательно… И что? При чем тут я? Мне вот охота нравится. Я же Вилл на коня не сажаю и в лес не тяну. Пригласил пару раз, она отказалась — и я смирился! Замолчал! Ни слова не сказал поперек! Не хочешь охотиться — и бог с тобой. Нахрена же в меня этой зеленью тыкать, я что, коза? Рыцарь я или кухарка?
— Давай свою зелень. Куда складывать?
— Старую плошку возьми. Ту, щербатую.
Я вздохнул и полез в шкаф. Гора посуды опять увеличилась, теперь меня встретил бастион разноцветных глиняных мисочек. Плодятся они тут у нее, что ли?
— А это еще что?
— Я вчера купила. Правда, красивые?
— Сейчас помру от восхищения. Где нож? Кинжалом резать не буду!
Глава 17, в которой Марк спешит на помощь
Эта дурища все время хихикала.
— Какая ты сладкая, Дженни, — бормотал я, целуя девицу в не слишком чистую шею и нашаривая рукой завязки на рубашке. — Так бы и съел.
— Я не Дженни, я Энни, — хихикнула дурища.
Да какая, нахрен, разница?!
В дверь постучали. Не-Дженни отпрыгнула от меня так, будто я огнем дохнул. Розовенькая вся, мягонькая, белокурые волосы по плечам рассыпались. Дура дурой, но до чего же хороша!
— Сэр Марк! Милорд!
Тобиас. Ну что ж так некстати!
— Чего тебе? — я ухватил не-Дженни за рукав и подтащил к себе. Она не слишком сопротивлялась. Даже, пожалуй, наоборот. Цель была близка. Последний узел, последний гребаный узелок остался!
— Сэр Марк, вам послание!
Чтоб тебе. Да что ж этому плюгавому недомерку не спится-то? Ночь на дворе.
— Подожди минутку, — шепнул я в розовое ушко. Конечно, дура хихикнула. Вот кто бы сомневался.
Я открыл дверь
— Ну, давай, — и Тобиас протянул мне записку. Очень маленькую и очень беленькую. Уже разворачивая ее, я знал, что увижу — кривые угловатые буквы, прыгающие по строчке вверх-вниз, как дети, играющие в чехарду.
«Мне нужна помощь. Срочно. Не говори никому, куда едешь».
Я аккуратно свернул записку.
— Когда принесли?
С этого дурня станется еще пивка попить и кухарок потискать, а только потом ко мне идти.
— Да вот только что, сударь. Мальчонка какой-то. Я сначала подумал, что ерунда, а потом раскумекал — ну не мальчонка же писал, а грамотный человек. Значит, дело серьезное. И я вот сразу к вам.
— Да. Молодец, Тобиас.
Черт. Черт-черт-черт. Спокойно-спокойно-спокойно.
Внимание, вопрос. С чем не может справиться ведьма, которая справилась с драконом?
Мать твою!
— Дженни, поди сюда. Вот тебе подарок, держи. Я обязательно завтра тебя найду, — я ободряюще похлопал переставшую наконец хихикать дурочку по тугому заду.
— Я не Дженни…
— Да, конечно. Прости. До завтра, Дженни.
Я выпихнул озадаченную блондинку за порог.
— Так, Тобиас, давай доспех. Да завязывай ты быстрее, что ты возишься, как баба на сносях! Меч! Где гребаный меч? Седлай коня!
Ночью? Срочно?! Никому не говорить? Твою мать!
— Куда же вы по темноте-то, милорд?
— Не твоего ума дело!
— А если шериф спросить изволят?
— Правду говори. Не знаешь! Я сам потом доложу.
Галопом я не гнал только потому, что нихера не видел. Распроклятые улицы тянулись и тянулись, и дернул же Вилл черт поселиться хрен знает где, можно же было в замке, шериф же предлагал! Какого хера я, идиот, радовался, что от начальства подальше? Получил подальше, придурок?!
В окне у Вилл горел свет. Я забарабанил в дверь.
— Да не шуми ты! — Вилл дернула меня в комнату, как фермер репку из земли. — Тихо!