Баллада о неудачниках
Шрифт:
— На свой стол посмотри!
— Я не женщина!
— Ну не всем везет, так что теперь? Ты в ящиках смотрел?
Плотно закрытая плошка обнаружилась у самой стены, под грудой листов, исчерканных какими-то схемами. Я отвинтил крышку, понюхал бурую густую массу. Пахло… ровно так, как выглядело. То есть не шоколадом. Я почесал нос, но не удержался и чихнул.
— Вот же дрянь. Давай сюда ногу, я разотру.
— Марк, отстань. И дай мазь. Я сама все сделаю, — Вилл требовательно протянула
— Нормально — не разотрешь. Закатывай штанину.
— Денфорд. Отстань. Давай сюда эту чертову склянку!
Хуже нет препираться с женщиной. Унылое, тоскливое и бессмысленное занятие.
— Не дури. Я осторожно.
— Денфорд!
Чертова склянка задергалась у меня в руках, как живая. Я стиснул пальцы. Ну не разотрет ведь! Так, погладит поверху — толку же никакого! Надо глубоко разминать, чтобы кровь разогнать.
— Нет.
— Да.
— Нет.
— Да чтоб тебя! Ну что ты за зануда!
— Это я зануда?!
— Ну не я же! Одно и то же — по кругу, как слепая лошадь на мельнице.
— А кто виноват, что ты с первого раза не понимаешь? На ногах мышцы жесткие, а у тебя кисти слабые, промять не сможешь. Давай ногу, говорю!
Ну вот какого черта? Чего упираться, как баран в загоне? Что я, шрамов не видел? Ног не видел? От голой коленки одурею и насиловать брошусь? Я кто вообще, рыцарь или пьяный валлиец?
— Марк!
— Что? Я тебе помогаю! Зажмуриться могу, если надо. Ну! Задирай! То есть снимай. Закатывай, в общем.
— Значит, не отцепишься, да? — в тоскливом вздохе послышалось предвестие капитуляции.
— Я просто хочу помочь.
— И поэтому ты взял меня за глотку и стучишь головой о стену.
— Ты не понимаешь. Так будет лучше. Я знаю, что делаю.
— Да ну? А с чего ты вообще взял, что проблема в мышцах? Деградация хрящевой ткани — это тебе о чем-то говорит, а, чудо-лекарь? Сустав! Сустав, Марк, а не мышцы! Там вообще ничего мять не надо —только намазать. И зафиксировать, пока воспаление не уменьшится.
Шах и мат. И чего я уперся с этой помощью? Не хочет — ну и не надо. Я поставил банку на подушку.
— Давай хоть сапог сниму. Зажми руками колено, чтобы нога не двигалась.
Хотя бы тут Вилл не стала спорить — сделала, что сказано. Я распустил шнуровку и аккуратно стянул сапог.
— Готово. Могу штанину закатать. Даже глаза закрою.
— Марк, ну что тебе надо? Ей-богу, не понимаю. Что не так?
А что не так? Я задумался.
— Ну я же с тобой не спорил, когда ты в меня иголками тыкала.
— О. Так это матч-реванш. Ладно. Черт с тобой. Мажь. Только честно предупреждаю —
— А я не ныл, когда у меня полморды облезло.
— М-да. Умеешь ты девушек уговаривать.
— Но ведь работает?
Я начал осторожно подворачивать штанину, стараясь не дергать ногу зазря. Стопа у Вилл была маленькая — размером с мою руку, отчего возникало странное чувство, будто я раздеваю ребенка.
— Нормально? Не больно?
— Марк, я не стеклянная.
— И что? Об пол тебя бить, что ли?
Физиономию я заранее сделал каменную — чтобы ничего не дрогнуло, если и правда все окажется паршиво. Ткань ползла вверх, показалась щиколотка, тонкая, как у жеребенка. По икре бежали вверх черные линии, разветвляясь, как мартовские ручьи. Словно кто-то пролил на ногу чернила, и они растеклись струйками, впитались в кожу. Я застыл на мгновение и тут же продолжил скатывать штанину, только наклонился пониже, чтобы не было видно лица. Видимо, недостаточно низко.
— А я говорила.
— Я просто удивился.
— Ну да. А я королевна.
— Как прикажете, ваше высочество. Я удивился. Ты говорила, что тут шрамы.
— Нет, это ты говорил. А я не спорила.
Я потянулся было к полоске, но отдернул руку.
— Можно?
— Давай.
Я провел пальцем по коже. Полоска была гладкая и ощущалась как легкая выпуклость — действительно немного похоже на рубец. Она была не черная — точнее, черная, но с синевой, как вчерашний синяк.
— Все? Налюбовался?
— Болит?
— Колено?
— Нет. Это… эти.
— Совершенно не ощущаю. Просто некрасивые.
Я еще погладил пальцем тонкую линию. Это было, конечно, странно. Непривычно. Но точно не уродливо. Оно вообще не имело отношения к красоте. Просто существовало. Ну, нога. Ну, линии.
— Зря ты. По-моему, даже симпатично, — соврал я. Хотя нет, не соврал. Так, преувеличил немного. — Как у бурундучка.
— Что?
— Полоски, как у бурундучка. Это как белка, только…
— Я знаю, кто такой бурундук. Значит, ты думаешь, что я похожа на бурундука?
Да что ж такое…
— Ну не ты же. Полоски.
— Бурундук. Я — бурундук!
— Но…
— Никто не называл меня бурундуком!
— И я не называл! Я просто сказал, что полоски…
— Как у бурундука!
— Они красивые! Не ори!
— Ах вот как! Значит, я красивый бурундук! Это же все меняет!
— Да, меняет! И знаешь что? Мне это в голову не приходило — но ты меня убедила. Ты мелкая, тощая и все время снуешь туда-сюда! И полосатая вдобавок! Точно бурундук!
Подушка поднялась в воздух и — БАЦ — шлепнулась мне на голову. Я качнулся и выпустил ногу.