Баллада о неудачниках
Шрифт:
Перед лесом коня пришлось оставить. Солнце уже поднималось, и воздух стал серым и мутным, как помои, но под деревьями еще клубились тени. Верхом там можно было пройти только шагом — и то до первой хорошей ветки. Так что я спешился и рванул в гору на своих двоих. И впервые за эту гребаную ночь порадовался, что доспехов на мне нет. В железе долго не побегаешь — а этих долбаных колдунов хрен знает куда занесло. Вот поэтому их святая церковь и не любит. Потому что суки!
Я бежал, оскальзываясь на мокрой от росы траве, пока не начинал задыхаться. Потом шел, потом опять бежал. Начало накрапывать.
Время от времени я останавливался и прислушивался, давясь сбившимся дыханием. Вспышек я больше не видел, зато слышал грохот и треск. Эти падлы весь королевский лес расхреначат. Суки. Убью. Поймаю. Убью. Как браконьеров. Руки. Поотрубаю. По самую. Шею. Суки. Сердце ухало в груди, лицо пылало, кажется, вода шипела, попадая на него, и испарялась тонкими струйками пара. Как. Же. Херово. Бежать. Вверх. Суки. Чтоб. Вы. Сдохли. Чтоб. Вас. Парша. Побила. Фух.
Что ж вам внизу-то не сиделось, а, мудилы грешные?!
Глава 60, в которой Марк рассказывает анекдот
Когда я нашел Вилл, уже рассвело. Можно было бы и побыстрее, но вспышки стали реже, а потом и вовсе смолкли, только изредка бахало то правее, то левее, и я метался по лесу, как бешеная лисица, без смысла и цели. Потом сообразил и, сосредоточившись, позвал. Вилл ответила, и я увидел ее, а за ней — здоровенный дуб с наполовину выгнившим, будто изъеденным проказой стволом и высокие стебли рогоза.
— Денфорд, я тебе…
— Цыц. Я понял, — сказал я и оборвал связь. Потому что я понял. Я знал этот гребаный дуб. И ручей, вдоль которого рос рогоз, тоже знал. Наверное, нужно сходить в церковь. Мессу заказать благодарственную или что-то такое. Потому что в лесу тысячи деревьев, и все они одинаковые, как яйца от одной наседки. Вилл могла стоять под любым, и хер бы я что понял. Но гнилой дуб — это совсем другое! Мне, мать твою, повезло!
Через полчаса я вывалился на поляну, пыхтя и сопя, как загнанный секач. Вилл, стоящая под тем самым дубом, открыла было рот, но так ничего и не сказала, только таращилась круглыми блестящими глазами. А я пыхтел, согнувшись, хватал ртом влажный густой воздух, и капли пота падали у меня с носа.
— Ты что, бежал? — наконец выдавила Вилл.
— Нет. Я. Тут. Гуляю, — выплюнул я, стирая язык о шершавое небо.
— От кромлеха, я имела в виду?
Я не стал отвечать. Тяжело прошел мимо, свалился на карачки и плеснул ледяной водой в лицо. Жидкая грязь пропитала мне колени, испачкала рукава, но мне было плевать. Я пил.
Вилл терпеливо ждала. Я еще поплескал себе водой в лицо, намочил волосы и отер шею. Отрастающая щетина скребла ладони. Так и помру небритым. Вот досада. Я выпрямился, огляделся, выбирая место посуше. Присмотрел выемку у корней и плюхнулся точно в нее, вытянув гудящие ноги.
—
— Ты охренел?
— Я не охренел. Я слушаю.
Сверху зашипело, небо перечертило лиловым, и я метнулся вперед, подбив Вилл под колени. Тонко вскрикнув, она шлепнулась на землю, и я навалился сверху — так, чтобы плечом бестолковую голову закрыть. Лиловое врезалось в невидимый купол, разбилось в искры и рассыпалось, обрушив вниз град из листвы и веток.
— О! — сказал я.
— Ну да, — Вилл почесала затылок, которым с маху приложилась о корень. — Не хочешь с меня слезть?
Я прислушался к ощущениям. Вилл была где надо кругленькая и где надо мягонькая, теплая, как бельчонок. Нет, не хочу. Отлично лежим же. Я приподнялся на локтях.
— Вообще-то я тебе жизнь спасал.
— Я оценила. Спасибо. А теперь слезай. Ты мне ногу отдавил, дылда тяжеленная.
Я еще чуть-чуть позакрывал Вилл от воображаемой опасности, а потом не спеша сполз. Ну должно же быть в жизни хоть что-то приятное. Не все же раненым оленем по лесу скакать.
Когда вернусь, — если вернусь, — первым делом глазастенькую чернулечку с кухни найду, как ее там, не помню. А то ведь затрахался в пень — а удовольствия никакого. Вернусь, найду чернулечку — и сутки из кровати не вылезу. Буду есть в кровати, пить в кровати, спать в кровати. Ну и чернулечку тоже в кровати. Буду. Благодать!
— О чем задумался?
— О диспозиции. Все, голова прошла? Рассказывай.
Вилл вытащила из волос обломок ветки, печально оглядела его и швырнула в сторону.
— А что рассказывать? Я тут, они там. Я их накрыть не могу — успевают увернуться. Они меня накрыть не могут — сил не хватает щит пробить. Вот. Сидим.
Именно. Сидим.
— И как долго сидеть будем?
— Пока не встанем. Они бьют изредка, а я щит все время держу. Ну и на телепорт у них амулеты, а я вручную схлопнувшийся портал расконсервировала. У кого первого мана закончится, тот и проиграл.
Нихера не понял. Но суть уловил.
— То есть у нас проблемы.
— Пока нет.
— Как у того мужика, который со скалы сорвался. И пока летел, кричал, что все отлично, не стоит беспокоиться.
— Я тоже этот анекдот знаю!
— Его все знают. Ему столько же лет, сколько и скалам. Ты зачем следом за этими двумя рванула? Пускай бы себе по лесу бегали хоть до Рождества.
— Не бегали бы. Вернулись, причем быстро. Я одного из них знаю. В нашей конторе работает. Ему теперь деваться некуда. Хочешь не хочешь меня прикончить надо, чтобы все это дерьмо не всплыло. Это тебе не пакет дури через круг перебросить. Торговля людьми — это серьезно.
Я обдумал.
— Ерунда. Они бы упирались, если бы ты была единственной, кто против них свидетельствовать может. Но есть же еще я.
— Ты? Откуда? Тебя тут нет.
— Ты совсем дура, что ли? Тебя тут убивают, на случай, если ты не заметила. Хер с ней, с работой, обидно, но что ж теперь. Другую найдешь. Может, хватит в секреты играть?
— Сам дурак. Какие секреты? Я же нормально объясняю — эти гондоны тебя просто не видят. Ну сам подумай: у тебя ауры с комариный хрен, для мага ты невидимка, пока в поле зрения не находишься. А я полыхаю, как сигнальный огонь.