Баллада об индюке и фазане
Шрифт:
До Борисовых хором мы добрались молча, оставили велосипед на дороге и спустились к реке.
Званцев выразил недоумение – ведь на дорогу выходит калитка, зачем же мудрить. Но на берегу он все понял.
– Вам даже не придется прятаться под лестницу, вас прикроет тень от кустов, – дала я последние наставления. – И, что бы вы ни услышали, не смейте вмешиваться!
– Не нравится мне все это, – вовремя сообразил Званцев. – Пока мы тут глупостями занимаемся, они там бог весть что натворят.
– Наконец-то я слышу слова не мальчика, но мужа! – не удержалась
– Ну, давайте…
– Ждите и слушайте внимательно. Заодно убедитесь в том, что я действительно выбрасывала вещи из окна. И не высовывайтесь!
Я пошла вверх по лестнице.
Через несколько минут я должна была увидеть Бориса.
И трудно сказать, что у меня зашевелилось в душе. Привязанность? Да, он умудрился привязать меня к себе и даже настолько, что мирным путем я от этой привязанности избавиться не смогла. Страх? Если это он, его нужно зажать в себе покрепче. Самолюбие? Все-таки я первая приползаю на поклон, да еще куда – в фамильное логово! Значит, не поленилась, навела справки. Удобнее всего считать это самолюбием. Не совсем правда, но и не вовсе ложь! Рабочая гипотеза. Пусть будет самолюбие.
Я поднялась, нашарила по ту сторону калитки задвижку и стала ее ковырять.
Подбежала собака и залаяла.
Это был крепкий, ухоженный пес. Я осветила его фонариком, и он залаял еще громче.
На лай обязательно должен был выйти кто-то из мужчин, если они только есть в доме. Скорее всего Борис, как самый молодой. Но вдруг именно сегодня его нет на острове? Бывают же такие идиотские совпадения! Он мог смыться в командировку именно тогда, когда он мне нужен здесь, на острове!
Собаку окликнули по-русски. Это мог быть только Борис.
Я осветила ему путь фонариком, сама оставаясь во мраке.
Когда он подошел к калитке, интересуясь на ходу, кого там черт несет, я прижалась к заборчику. Поролон расплющился, я обрела прежнюю стройность и бодро отвечала, что черт несет меня.
– Тебя? – жмурясь, спросил Борис. – Что за чушь! Откуда ты тут взялась?
Он был в джинсах и расстегнутой рубашке, прямо из постели, заспанный и теплый. Мне стало не по себе – я же знала его таким, теплым, распахнутым, а сейчас он оставил в постели недовольную жену, которую еще и испугал собачий лай. И ему не терпится вернуться, чтобы успокоить ее.
– Здравствуй, – как можно строже сказала я, – и извини, пожалуйста, за такой поздний визит. Я к тебе по важному делу.
– Ты сошла с ума! Какое может быть дело во втором часу ночи?
– А я думала, что уже третий. Дело, кстати, серьезнее, чем ты думаешь.
– Как ты вообще догадалась сюда явиться? Есть же какие-то приличия!
– Не от хорошей жизни, Боря. И давай не будем ругаться. Чем скорее ты ответишь на несколько моих вопросов, тем скорее мы расстанемся.
– Что за вопросы посреди ночи?
– Боря, если ты сейчас уйдешь, я буду тут шуметь и вопить, пока не вылезет все твое семейство! Ты меня знаешь – лучше мне под горячую руку не попадаться.
– Да,
– Боренька, ты извини, пожалуйста, но тебе придется вспомнить один неприятный факт своей биографии.
– Ближе к делу.
– Помнишь, когда я сдуру выбросила в окно твои вещи? Ты побежал за ними – ведь так?
– Ну, побежал, а что мне еще оставалось делать? Ты хочешь сказать, что выбросила что-нибудь свое, а я прихватил?
– Нет, этого я сказать не хочу, и ярости меня, пожалуйста, за ту безобразную сцену. Я подлизывалась, как только могла.
– Да ты что, мириться пришла? Ну, звездочка, нашла место и время!
Борис даже развеселился от этой мысли.
– Скажи, Боренька, когда ты выбегал во двор, ты не встретил мужчину, шедшего через двор от химчистки?
Борис остолбенел.
– Ты хочешь сказать, что пришла сюда узнать про человека из химчистки?
– Да, Боренька. Только за этим. Боря, ты меня не первый день знаешь, ну, скажи сам, разве я не придумала бы более удачный предлог для встречи? Ты мог его видеть не во дворе, а, скорее всего, в подъезде. Ну, представь, что я выбросила что-то свое, а он твоих вещей не тронул, а мои на ходу подобрал.
– И ты только теперь об этом вспомнила? Борис вгляделся в меня с подозрением.
– А ну, отойди от калитки! – вдруг приказал он.
– Не отойду!
Борис рванул на себя калитку, и я чуть не влетела во двор. Собака опять залаяла.
– Теперь все ясно! – воскликнул он, тыча в меня пальцем. – Вот ты почему явилась!
– Боря, это тут вовсе не при чем! Боря, ты сперва выслушай!
И тут только я сообразила, что схватка проиграна. Борис при виде поролонового пуза впал в такое состояние, что задавать ему вопросы было бесполезно.
– И что же мне прикажешь выслушивать? Что ты решила рожать? – Борис перешел на шипенье, хотя сперва говорил нормальным и даже громковатым голосом. – Это я и сам вижу! Ты не постеснялась выследить меня! Явиться ко мне домой! И чего же ты рассчитывала этим добиться?
– Ты можешь на минутку забыть о моем положении и ответить на мой вопрос? – рявкнула я.
– Ни на какие вопросы я отвечать не буду! – отрубил Борис. – Теперь мне понятно, почему ты меня тогда выставила. Ты знала, что я буду против этого ребенка. И ты очень ловко все рассчитала, появилась тогда, когда уже поздно принимать меры. Но ты промахнулась. Этот ребенок мне совершенно не нужен.
– Да перестань ты пороть чушь! – взмолилась я. – Ты можешь сказать одно-единственное слово? От этого зависит жизнь человека, понимаешь?
– Вот этого?
И длинный, ухоженный, дрожащий перст Бориса потянулся к поролоновой сфере.
– Другого человека, Боря!
– Ну, хватит. Ты напрасно приходила. Раз уж ты на это решилась, то хоть бы гордость свою поберегла. Она тебе еще понадобится. И запомни, что на меня рассчитывать нечего. У меня своя жизнь, у тебя своя.
Я почувствовала, что этим он наш разговор я окончил.