Баллада об индюке и фазане
Шрифт:
Кузен встретил кого-то вз знакомых островитян и оставил нас вдвоем. Кузина немедленно потащила меня на нос, чтобы посмотреть на строящуюся телебашню. Если она эту телебашню вблизи не увидит, то ей, видите ли, и жизнь не в жизнь…
– Ты как знаешь, – сказала я, – а я в салон пойду. Здесь же кошмарно дует.
– Перетерпишь, – ответила Кузина. – Беременные женщины по стоячим трапам не лазят.
– Беременные женщины на ветру тоже не сидят.
– Беременные – не сидят, – согласилась хитрая Кузина, но, заметив приближение Кузена, добавила, что свалиться
И она усадила меня на самом носу, лицемерно мотивируя это тем, что на носу якобы качка не так заметка. Мореходные познания Кузины, называвшей лестницу трапом и пассажирский салон каютой, привели Кузена в такой восторг, что он и не задумался, какая может быть качка в абсолютно безветренную погоду.
Зато задумалась я – почему это мужчины так любят, когда женщины говорят заведомые глупости? Хотят хоть по контрасту выглядеть умнее, что ли?
Кузина договорилась даже до бейдевинда и галсов, не имевших к речному трамвайчику ни малейшего отношения. Мне очень хотелось встрять и напомнить ей, что здесь не яхта, но портить игру Кузины я не хотела. Кто ее знает, а вдруг ее судьба – именно этот Кузен?
Время от времени Кузина поглядывала на меня весьма лукаво, и я понимала, что это значит. Держись, говорила взглядом Кузина, не пройдет и суток, как мы проучим твоего разлюбезного Бориса, а потом и до индюка Званцева доберемся!
Пока трамвайчик огибал Заячий остров, пассажиры устраивались с удобствами. Одни вылезали из салонов на палубы, другие – наоборот, прятались от ветра в салоны.
Один такой любитель свежего воздуха сел со мной рядом. Я аккуратно подвинулась, чтобы ему не моститься на самом краю.
Так бы мне и сидеть, повернувшись к нему боком, а к Кузине и Кузену лицом, но я почувствовала, что он переменил позу. Судя по движению, он повернулся ко мне. Видимо, его заинтересовало мое лицо, потому что о фигуре сегодня не могло быть и речи.
Наши бедра соприкасались, и мне это все не очень понравилось. Я решила, что надо повернуться к нему и так на него посмотреть, чтобы он сразу понял свое место.
Воспользовавшись тем, что Кузина показывала Кузену чью-то фотографию, я повернулась.
– Здравствуйте, – сказал он.
– Здравствуйте… – машинально ответила я.
Мне показалось, что я его узнала. Но поручиться я не могла. Если это был тот, кого я заподозрила, то он здорово похудел. А другой кандидатуры в памяти не всплывало.
Я отчетливо помнила разве что желтую рубашку с закатанными рукавами, которую тот, подозреваемый, носил прошлым летом. Рубашка – вот она, рукава закатаны… Сумка через плечо… Мне показалось, что я и сумку вспоминаю.
Кузен и Кузина повернулись к нам.
– Вот, – сказала я. – Знакомого встретила. Бывают же такие совпадения. Столько времени не видеться – и встретиться посреди реки.
– Олег, – представился он, встал и качнулся вперед, наподобие поклона. И тут я его узнала!
Я окаменела.
Сейчас Кузина что-нибудь
– Как хорошо, что я вас встретила! – стремительно заговорила я, всячески изображая на физиономии восторг от встречи. – Это просто замечательно! Я вас как раз недавно вспоминала! Ну, что у вас нового?
Если бы Званцев знал, каким именно словами я его вспоминала!.. Но я же не соврала, факт воспоминания действительно имел место. Я глядела ему в глаза, не краснея.
Мой восторг явно показался Кузине подозрительным. Надо было смываться.
Я встала и, продолжая говорить крайне неожиданные для Званцева любезные слова, жестом предложила ему следовать за собой – подальше от взрывоопасной Кузины.
– Что нового? – с опаской переспросил он.
– По работе, я имею в виду.
– Вас тут не продует? – со своей обычной ловкостью переменил тему разговора Званцев. Я обрадовалась.
– Давайте пойдем на корму! Там ветер не так чувствуется.
Званцев решительно не понимал, зачем нам вместе идти на корму, и это было написано крупными буквами на его асимметричной физиономии.
Пока Кузина не сообразила, в чем дело, я устремилась к проходу между палубами. У него не было выбора – он пошел следом. Догонять нас не стали. Тем более, что слева по борту проплывала телебашня, и Кузен принялся что-то рассказывать о ней Кузине.
Итак, мы оказались вместе на кормовой палубе. И говорить нам, собственно, было не о чем. Да и молчать – тоже.
Телебашня уплывала. Кораблик резво пыхтел мимо зеленого берега и детей, играющих на янтарном мелководье.
– Ну, как продвигается ваше расследование? – наконец нашла я тему.
– Пока – не очень, – признался Званцев.
– А в чем там, собственно, было дело? Ведь теперь-то уже можно рассказать?
– Дело неприятное.
– А все-таки? Интересно же, ради чего вы с семи утра переполошили весь квартал! Хоть из меня не получился свидетель, ко все-таки? Других толковых свидетелей, кроме той женщины с первого этажа, вы не нашли?
– Вы, наверно, любите читать детективы? – осведомился Званцев. И сделал это довольно высокомерно.
– В качестве психологического практикума, – надменно отвечала я, – и не более того. В этом смысле лучше всего – старый, добрый, классический английский детектив, единство места, времени и действия. И интеллект следователя сомнению не подлежит. Все подозреваемые связаны разнообразными узами. На каждого потенциального убийцу – по главе. К трупу, найденному на первой странице, прибавляется еще два-три. Следователь, пойдя по ложному следу, вовремя спохватывается. Всплывают роковые фамильные тайны. Главное – не влюбиться в следователя и удержаться от заглядывания в последние страницы, где через два дня после преступления разоблачают убийцу и быстренько докладывают читателю мотивы преступления.