Баллада об индюке и фазане
Шрифт:
Колено и бедро одной велосипедистки были помечены ожогом. Он мог произойти от не-потушенной сигареты. Прозрачная пленка расплавилась, и бумага под ней чуть-чуть обуглилась.
Если бы не этот ожог, черта с два бы мне удалось выменять зажигалку у прижимистой Светки, чтобы подарить Борису…
Итак, зажигалка, улетевшая в зимнюю ночь ко всем чертям, в сугробы, лежала сейчас на моей ладони, и я чувствовала, что мою физиономию что-то изнутри поворачивает набекрень, перекашивает гримасой крайнего
Стало быть, Борис не подобрал ее? Вещица крошечная, вполне мог не заметить. Значит, кто-то подобрал ее утром? Но я же сидела на подоконнике? Я видела, как проносились по дорожке заспанные люди, и никто из них не нагнулся.
Потом по двору бегал Званцев, но тогда я уже вырубилась. Может, их там даже много бегало… Они бы живо прихватили зажигалку как вещественное доказательство, и сейчас она пылилась бы в каком-нибудь ихнем шкафу, а не болталась бы на острове Долес.
Было только несколько минут, в течение которых зажигалка могла исчезнуть из-под окна. Это – между вышвыриванием Борисовых манаток и его ползанием под окном. Но об этом-то и подумать было страшно.
Ведь существовал, черт возьми, человек, который примерно в это время пробежал по двору. Или прошел быстрым шагом – по нашим дорожкам не очень-то разбежишься, надо внимательно смотреть под ноги. Этот человек в зги самые минуты мог увидеть блестящее, наклониться, вглядеться в декольте велосипедистки, ухмыльнуться, сунуть зажигалку в карман и удалиться туда, где его до сих пор отыскать не могут.
Значит, один из присутствующих – он?
И тут я впервые в жизни почувствовала шевеление волос на голове. Они, убранные в хвост, норовили выпрямиться, и в результате сопротивления резинки волосы рассвирепели, более того – разгорячились в прямом смысле этого слова. Температура моего скальпа была никак не меньше сорока.
За столом – шестеро.
Это не дядя Вернер, хотя физиономия у дяди та еще. Из всех присутствующих он больше всего похож на грабителя-профессионала. Но дяде незачем, однажды взяв свою зажигалку в руки, тянуться через весь стол, чтобы положить ее подальше от себя.
Это может быть Эдвин. Он еще мальчишка, но эти теперешние мальчишки на все способны. Только недоставало, чтобы это оказался Эдвин.
Кто-то из гостей….
Вылитый Боярский отпадает, и слава Богу! Он сидит рядом с дядей. Будь это его зажигалка, дядя бы так не вытягивался.
Маленький брюнет с бобровой сединой. Дядя положил зажигалку почти напротив него. Но это еще ничего не доказывает, потому что рядом с его соседом – лысым, но зато при бакенбардах – две тарелки и полная пепельница. Не класть же зажигалку в объедки!
Тарелки – слева. Справа – сверток. Вот если бы дядя положил зажигалку на сверток, это бы точно означало, что она принадлежит лысому. Чушь! Никто не станет водружать зажигалку на сверток, когда на столе есть свободное место.
Равным образом хозяином зажигалки может оказаться блондин с арапским загаром.
Все эти соображения возникли в моей сорокаградусной голове с сумасшедшей скоростью, Немногим медленнее я обежала взглядом четыре подозрительных лица,
Слух мой опять включился – как раз посередине очередного монолога Кузины. Она закатывала длиннейшие монологи в любом обществе и на любую тему и добивалась того, чтобы ее слушали.
Впервые в жизни от монолога была зримая польза – увлекшись. Кузина не обратила внимания на зажигалку. А эту штуковину она знает не хуже меня. Я вспомнила, как она тыкала наманикюренным лиловым ногтем в ожог и костерила Светку. И трудно представить даже, что произойдет, если Кузина узнает зажигалку.
Прикрыв ееладонью, я вслушалась в монолог. Кузина толковала о том, в чем она разбиралась примерно так же, как в мореходном деле, – о сортах, видах и типах домашнего пива…
Тут я сообразила, что могу определить хозяина зажигалки без заумных выкладок. Просто возьму и спрошу – чья такая прелестная штучка? Ведь имеет же право женщина быть любопытной!
Но для этого нужно было хоть на две минуты сплавить Кузину. А лучше – на пять.
Моя сумка с вещами стояла в средней комнате дома. Я стала соображать, что бы мне теперь могло срочно понадобиться. Остановилась на кофте. Хотя вечер был теплый, но мы, беременные, народ капризный, холодно – и точка.
Я и объявила, что мне теперь простужаться – хуже смерти, так что пусть милая сестричка сбегает за кофточкой, мне что-то не по себе.
Кузина сорвалась и ускакала.
Я заторопилась и все испортила.
Мне нужно было задать вопрос ни к селу ни к городу, чисто по-женски! Мне бы ответили автоматически, и разговор потек дальше. Но у меня не было времени сообразить это. Я потратила драгоценные секунды на совершенно нелепый обходной маневр.
Я взяла и поинтересовалась, откуда такие зажигалки привозят, как будто сама этого не знала.
– А их отовсюду привозят, – ответил мне дядя. – Главным образом, из Гонконга, я думаю. В этом чертовом Гонконге научились гнать такую фирму – от настоящей не отличишь. Когда я плавал, слово «Париж» означало именно Париж, а теперь – поди разбери.
– Они пишут «Париж» слишком большими буквами, – усмехнулся вылитый Боярский. И они заговорили о каких-то рейсах с заходами, бонах, боннике и радиоаппаратуре.
Я своими руками столкнула разговор на неверный путь, а драгоценные секунды убегали!
– Почему у нас не делают таких штучек? – опять встряла я в мужской разговор. – Почему в каком-то Гонконге могут, а у нас – никак?
Такие маневры нельзя проделывать с грацией слона в посудной лавке. Я поняла это, когда Эдвин спросил;
– А тебе очень нравится эта зажигалка?
– Платонически, я ведь не курю, – поняв, к чему он клонит, я в ужасе поспешила отречься от проклятой безделушки. Если он примется дарить мне зажигалку, значит, хозяин… Бр-р!
– Но мы же видим, что нравится! – ввязался дядя, – Мужики, будущим мамочкам ни в чем нельзя отказывать. Откажешь – а эту вещь мыши сгрызут. Подарим даме зажигалку?