Баллада: Осенние пляски фей

Стивотер Мэгги

— Мерзавец! — Нуала говорила так, будто слезы не меняют ее голос. — Мерзкие феи. Ненавижу Их ! Ненавижу!

Я опустился перед ней на колени, чувствуя сквозь ткань джинсов холодные и острые края кирпичей. Что делать? Спросить «Ты в порядке?» Я даже не знал, что произошло. Он ее изнасиловал? Почти изнасиловал? Так вообще можно сказать? Одежда растрепана, волосы всклокочены, сама плачет — эта психованная стерва плачет! — значит, она не в порядке. Значит, случилось что-то плохое.

Может,

ее нужно обнять? Правда, она ни разу не дала понять, что ей приятны человеческие ласки…

— Заткнись. — Нуала прикрыла лицо руками. — Черт, Джеймс, ты можешь просто заткнуться?

Я понял, что она имеет в виду мои мысли в то же мгновение, когда Нуала поняла, что плачет. Она встала, отвела от лица мокрую ладонь и ошеломленно на нее уставилась. Потом пошевелила пальцами, наблюдая за переливами слабого света в слезинках, и из ее глаз снова покатились слезы.

Я растерялся. У каждого из нас своя роль, а теперь Нуала меня подводит, потому что я уже не знаю, кем я должен быть рядом с ней.

Нуала сердитым движением вытерла руки о короткую джинсовую юбку и одернула подол.

— Теперь ты знаешь. — Не глядя на меня, она продолжала собирать с одежды невидимые пылинки.

— Что я знаю?

— Каково мне.

Я моргнул. Судя по выражению ее лица и прерывающемуся голосу, она сказала что-то важное и значительное. Я прокрутил в голове всю предшествовавшую сцену и все ее слова.

— Нуала, я не умею читать мысли.

— Я — фея-одиночка. Понимаешь, что это значит?

Она запнулась, как будто и правда ждала, что я отвечу.

— Джеймс, это значит, что я — урод.

По-моему, она еще ни разу не называла меня по имени. Странно, я чувствовал себя так, будто я уже не мог доверять мнению, которое у меня о ней сложилось. В кармане лежала ручка, и мне ужасно хотелось достать ее. Я прямо-таки видел буквы, которые напишу: «Звать по имени».

— Если хочешь — зови, — промолвила Нуала, указав подбородком на карман, где лежала ручка. — Не понимаешь? Я — еще больший урод, чем ты.

Я плотно сложил руки на груди. Надо было бы сказать что-нибудь ехидное, чтобы разрядить обстановку, но я не хотел. Я хотел, чтобы она договорила до конца.

— Никто меня не поддерживает. Ты и не представляешь, Какой ты счастливчик. Человеческие законы, школьные правила, родители, Салливан, даже Пол. Они не дают тебе остаться наедине с миром. Я — всего лишь я, никто. Глупо, да? До меня только сейчас дошло, что я завидую… — Она исступленно и горестно рассмеялась. — Завидую тебе, придурку, который всего-то должен был помочь мне продержаться до момента, когда я сгорю и обо всем забуду.

Я вздохнул. Если бы на ее месте была Ди, я бы подождал еще мгновение, чтобы она выплеснула все эмоции полностью, но Нуала — не Ди, она устроена по-другому. Я подумал о том, что хотел написать на руке.

— Нуала, — сказал я.

Она посмотрела на меня.

— Нуала, давай устроим, ну, не знаю…

передышку? Завтра ты опять начнешь называть меня придурком и уламывать добровольно расстаться с жизнью, а я снова буду считать тебя стервой и отказываться от твоего предложения, но на сегодня давай объявим перемирие? У меня от всех этих мыслей голова болит! Может, пойдем куда-нибудь поедим? В это время вообще можно где-нибудь поесть?

Я не мог прочесть ее реакцию.

— Никак не привыкну к твоей идиотской храбрости… Ты меня хоть когда-нибудь боялся?

— Я боюсь тебя до потери сознания, — честно ответил я.

Она безумно расхохоталась, на этот раз по-настоящему, как будто я — остроумнейший человек на свете. Этот смех делал ее то ли самой страшной, то ли самой прекрасной девушкой в мире, и я не мог понять, чего хочу больше: рассмешить ее снова или убежать со всех ног?

Джеймс

Я сидел в кинотеатре, на часах было 4:13, а рядом со мной сидела фея, она же муза, она же энергетический вампир. Мы смотрели «Шестое чувство».

Мне уже доводилось попадать в странные, сюрреалистические ситуации. Например, я видел, как моя лучшая подруга передвигает предметы силой мысли. Еще меня вытаскивал из разбитой машины бездушный сид-убийца. О том, что я чувствую неумолимое притяжение еженощной песни короля мертвых, я вообще молчу. По всем правилам в этот список стоило бы добавить и то, что мы сидели с Нуалой в кино: смотрели, как сумасшедший маленький мальчик говорит Брюсу Уиллису, что видит мертвых людей.

А на душе у меня было, как ни странно, почти хорошо.

Ну разве что Нуала немного перестаралась с маслом в попкорне, но, черт возьми, я тоже не знаю, как обращаться с этими дурацкими автоматами. И вообще, много масла в попкорне не бывает.

— Смотри, — скомандовала Нуала.

Она не ела. Я знаю, что людям нельзя есть еду фей, потому что тогда они навсегда останутся в Волшебной стране. Может, у фей с человеческой едой то же самое?

Нуала шлепнула меня по руке, чтобы привлечь внимание:

— Смотри. Видишь? Каждый раз, когда должно произойти что-то сверхъестественное, режиссер дает подсказку. Что-то красное. Видишь там красный цвет?

Странно, что именно Нуала говорит мне об этом.

— Ага.

Я так долго сидел, что затекла задница. Я пошевелился и пристроил ноги на спинку впередистоящего сиденья. Нуала продолжала, не отрываясь, смотреть на экран, свет картинки мигал на ее лице, и при каждой перемене освещенности ее зрачки сужались и расширялись. Удивительно похожа на человека… и в то же время бесконечно далека от человечности.

— Сколько фильмов ты видела? — спросил я. Не то чтобы фильм не занимал, но я уже раз четырнадцать видел концовку, так что мне интереснее было, зачем Нуала потащила меня в кино и почему из всех фильмов выбрала именно этот.