Бальмонт и Япония

Азадовский Константин Маркович

Весьма примечательна была изданная в 1912 году книга А. Пресса «Цветы Востока. Песни, сказки, рассказы, легенды, загадки, поговорки: китайские, японские, персидские, турецкие, индийские, арабские, еврейские». Из японских образцов в нее вошли отрывки из «Записок у изголовья» средневековой писательницы Сэй Сёнагон, трехстишия-хайку [110] Басё и другие танка из первой антологии японцев «Манъёсю» («Собрание мириад листьев», VIII век), японские поговорки, «Цурэдзурэ гуса» («Записки от скуки») монаха Кэнко-хоси – все это иллюстрировано японскими гравюрами.

110

Жанр трехстиший в 17 слогов исторически имеет два названия: хокку и хайку. Хокку (букв. «начальные строфы») – первоначальное наименование первых трех строф длинного стихотворения «рэнга» («нанизанные строфы» – жанр XIV–XV вв.), которое сочинялось двумя или тремя поэтами по очереди. Постепенно к XV–XVI вв. первое трехстишие – хокку – отделилось от длинной цепочки, сделалось самостоятельным стихотворением и стало называться хайку. Однако название хокку не исчезло. В европейском японоведении используются оба наименования этого жанра трехстиший. Бальмонт же отдавал предпочтение старому слову – хокку.

Замечены были читателями и переводы из японской поэзии в очерке о Японии Николая Дубровского в столичной газете «Речь» [111] , а также любопытное издание, предпринятое в Петербурге в 1912 году переводчиком А. Брандтом [112] , –

книга «Японская лирика» [113] . Брандт основывался на лучших европейских переводах японцев [114] , то есть использовал языки-посредники, причем в предисловии он признавался: «Не стремясь сохранить форму стихотворений, переводчик старался сохранить их дух и их примитивность» [115] . В переводах Брандта стихотворный (рифмованный) перевод сочетается с прозаическим. Брандт предпринял переводы из ранних японских антологий «Собрания мириад листьев» и «Собрания старых и новых песен Японии», пятистиший поэта Сайгё (XII в.) и поэтессы Идзуми Сикибу (X в.). Приведем в пример прозаическое переложение Брандтом известнейшего стихотворения поэта VIII века Какиномото-но Хитомаро «Как тяжко в одиночестве спать эту ночь! Она длинна, как длинный хвост фазана, чей звонкий крик доносится ко мне с горы высокой» (это пятистишие позднее переведет и Бальмонт – см. Приложение 4). В 1909 году в Хабаровске появилась работа Г. Г. Ксимилова «Обзор истории современной японской литературы 1868–1906. По японским источникам», награжденная золотой медалью Восточного института. В ней содержался достаточно полный анализ японской прозы, драмы, поэзии, традиционной и новой, литературных направлений, приведены отрывки из художественных произведений. В 1913 году в Петербурге были опубликованы лекции Ямагути Моити [116] – расширенный реферат доклада, с успехом прочитанного им по-русски в ноябре 1911 году в только что учрежденном Русско-японском обществе. Известна была и вышедшая в Петербурге в 1904 году книга «Смешные стороны Японии», содержавшая, вопреки названию, довольно серьезный очерк этнопсихологии японцев, описания (причем весьма достоверные) их праздников, быта, одежды, повседневной жизни, книг, природы и много другого [117] .

111

Речь. 1911. № 321, 22 ноября / 5 декабря. С. 2.

112

Александр Андреевич Брандт (1855–1933), инженер, профессор С.-Петербургского института путей сообщения, автор многих научных трудов; переводчик, мемуарист. С 1920 г. – в эмиграции. Профессор Белградского университета по термодинамике. Умер в Словении; похоронен в Белграде.

Как переводчик японской поэзии Брандт опирался прежде всего на издание Х. Бетге (см. примеч. 33). Его переводы использованы в цикле И. Ф. Стравинского «Три стихотворения из японской лирики» (1912–1913; цикл посвящен М. Равелю) и, кроме того, в циклах романсов и песен Артура Лурье и Д. Д. Шостаковича. См.: Копытова Г. Поэтические источники вокального цикла Д. Д. Шостаковича (Шесть романсов на слова японских поэтов) // Дмитрий Шостакович: Исследования и материалы. М.: Изд-во «DSCH», 2011. С. 179–184.

113

Японская лирика / Пер. А. Брандта. СПб.: Типография Ю. Н. Эрлиха, 1912.

114

Приведем названия европейских книг на «японскую тему», которые указывает А. Брандт в качестве своих источников: Florenz K. Dichtergrsse aus dem Osten. Japanische Dichtungen. Leipzig: С. F. Amelang, 1894; Aston W. G. A History of Japanese Literature. London: William Heinemann, 1899; Euderling P. Japanische Novellen und Gedichte. Leipzig, 1905; Florenz K. Geschichte der japanischen Literatur. 2-te Ausgabe. Leipzig: С. F. Amelang, 1909; Revon M. Anthologie de la litt'erature japonaise des origines au XX-e si`ecle. Paris: Delagrave, 1910; Chamberlain B. H. Japanese Poetry. London: J. Murray / Yokоhama: Kelly & Wash, 1910; Bethge H. Japanischer Frhling. Nachdichtungen japanischer Lyrik. Leipzig: Insel-Verlag, 1911.

115

Японская лирика. С. 7 («примитивность» означает в данном контексте естественность).

116

Импрессионизм как господствующее направление японской поэзии / Сост. Ямагучи Мойчи. СПб.: Типо-литография «Братья Ревины», 1913.

Ямагути Моити родился в Нагасаки, однако провел свои юные годы в русскоязычной среде на Дальнем Востоке. Окончил русскую гимназию; в 1904 г. поступил на факультет Восточных языков Петербургского университета. В 1906 г. принял православие и женился на русской. Был уволен из Университета в 1911 г. (по собственному желанию) и через некоторое время уехал в Японию, где получил преподавательское место в университете г. Кобэ. Сотрудничал в русской периодической печати (Известия Общества востоковедения (СПб.) и др.).

117

Следен Д. Смешные стороны Японии: Художественно-юмористический сборник курьезов японской жизни / Пер. с англ. М. И. Б-ой. СПб.: Т-во художественной печати, 1904. Автор – Дуглас Брук Уилтон Следен (Sladen; 1856–1947), британский ученый и писатель, долгие годы работавший в Сиднее (Австралия).

С большой долей вероятности можно утверждать, что многие из этих изданий были так или иначе известны Бальмонту. Судя по всему, он пользовался, например, прекрасными подстрочниками японских классических пятистиший-танка и комментариями Ямагути Моити из книги «Импрессионизм как господствующее направление в японской поэзии» при поэтическом переложении стихов придворной поэтессы IX века Исэ и др. Название книги Ямагути Моити следует рассматривать критически. Термин «импрессионизм» вряд ли применим к поэзии японского средневековья и даже Нового времени, особенно – к классическим традиционным жанрам, поскольку такого понятия в истории японского искусства никогда не существовало. Ямагути Моити применяет слово «импрессионизм» метафорически, вооруженный современными знаниями о мировой культуре, используя их лишь в отношении конкретных литературных фактов национальной словесности. Стремясь точнее определить, охарактеризовать японский жанр танка для русского читателя, японский ученый прибегает к сравнению.

Японская танка по своей форме, по содержанию и настроению напоминает нам отчасти, подчеркиваю слово «отчасти», известное всем стихотворение Лермонтова, из Гёте:

Горные вершиныСпят во тьме ночной и т. д.

Представьте себе поэзию народа, которая сплошь наполнена такими стихотворениями, и вы получите ключ к пониманию основной формы японской поэзии, формы, которая занимала доминирующее положение, не зная соперниц, начиная с классической, так называемой Хэйан’ской эпохи [118] вплоть до эпохи Токугава’ского сёгуната (т. е. до середины XVI века), когда на сцену японской поэзии выступает хокку. [119]

118

X–XI вв. – «Золотой век» японской культуры.

119

Импрессионизм как господствующее направление японской поэзии. С. 58–59.

Подстрочным переводам лучших образцов японской поэзии за десять веков Ямагути Моити предпослал введение, в котором рассказал

о природе и сущности японской классической поэзии, причем сделал это с таким изяществом и основательностью, что последующие исследователи в России не так уж много смогли прибавить к изучению этой темы. Кроме того, необычайно ценным для русского читателя, не искушенного в истории и теории японской словесности, было то, что Ямагути Моити обрисовал ситуацию создания каждого стихотворения, воспроизвел контекст танка и хокку, без которого они не всегда понятны.

Ямагути Моити писал, что и в Петербурге в 1900-е годы слагались традиционные стихотворения, – обстоятельство, которое не могло пройти мимо внимания Бальмонта. Жившие в то время в России японцы устраивали поэтические встречи, как это было принято в Японии, и сочиняли стихи на заданную тему. На одном таком вечере, пишет Ямагути Моити, была предложена тема «приближение лета» и сочинено, например, такое хокку (в прозаическом переложении Ямагути Моити): «Лето близко… Невский… Мелькают то там, то сям белые костюмы барышень».

Бальмонт внимательно изучил эту книгу, и его размышления о японских танка, приведенные ниже, – явное продолжение некоторых идей Ямагути Моити, конечно переосмысленных «в бальмонтовском духе».

В 1900–1910-е годы Японию посетили выдающиеся русские ученые, знатоки восточных языков, религий, истории: О. О. Розенберг, Н. А. Невский, С. Г. Елисеев, Н. И. Конрад, Е. Д. Поливанов (последний был в Японии в том же 1916 году, что и Бальмонт). Первые же их работы чрезвычайно углубили японистические штудии, придали им научный характер, разносторонность и блеск.

На фоне новой рождающейся науки – японоведения – некоторые русские поэты пытались осмыслить японские пятистишия-танка, поразившие их воображение. Среди этих поэтов – Валерий Брюсов, писавший в 1904 году П. П. Перцову о своей любви к японским художникам [120] и пытавшийся подражать японским танка и хайку; известно, правда, лишь несколько его опытов в этой области, включенных поэтом в задуманную, но осуществленную им лишь частично книгу «Сны человечества» [121] . «Форма соблюдена, – резюмирует (говоря о брюсовских танка) В. Э. Молодяков, современный исследователь японизма в России и знаток творчества Брюсова, – но о проникновении в “дух” подлинника, к чему так стремился и декларировал поэт, говорить не приходится» [122] .

120

«Я с детства мечтаю увидеть эти причудливейшие японские храмы, музеи с вещами Кионаги, Оутомара, Йейшы, Тойкуны, Хирошимы, Хокусаи и всех, всех их, так странно звучащих для арийского уха…» (цит. по: Валерий Брюсов в автобиографических записях, письмах, воспоминаниях современников и отзывах критики / Сост. Н. Ашукин. М.: Федерация, 1929. С. 196–197).

Брюсов упоминает художников школы «Укиё-э» (букв. «Картины плывущего мира»), в чьих произведениях отразилась буддийская идея мимолетности всего сущего: Киёнага, Утамаро, Эйси, Тоёкуни, Хиросигэ, Хокусай.

121

Вот образец брюсовского творчества:

Цветики вишни,Обрадуйте, падайте! В городе лишний,Ветром, как вы, я гонимК волнам Икуто седым…(Брюсов В. Я. Собр. соч.: В 7 т. М.: Художественная литература, 1973. Т. 2: Стихотворения 1909–1917. С. 388).

Характеризуя это пятистишие, А. А. Долин, переводчик классической и современной японской поэзии, писал в статье «Японская поэзия на Западе: перевод – стилизация – адаптация»: «…несмотря на богатство художественных средств, предложенных могучим арсеналом русской лирики начала века, Брюсову не удалось создать инвариантной модели для перевода танка. Его стилизация, при всей технической изощренности, выглядит наивными пасторальными картинками, не передающими истинного духа японской классики» (Взаимодействие культур Востока и Запада. М.: Наука, 1987. С. 89–126).

122

Молодяков В. Э. Япония и русский символизм: Отражение и влияние // Вестник МГУ. Сер. 13, Востоковедение. 1990. № 2. С. 48.

Восточной теме отдал дань в своем творчестве и Николай Гумилев, поклонник Брюсова, называвший себя его «учеником». Одно из его стихотворений 1900-х годов («Сада Якко») посвящено японской артистке, которую Гумилев видел в Париже (о чем и упоминается в первой публикации этого стихотворения) [123] . Спустя десять лет Гумилев выпустил в Петрограде сборник своих «китайских стихов» (по существу, переложений и стилизаций) под названием «Фарфоровый павильон» [124] .

123

Гумилев Н. Стихотворения и поэмы / Вступ. ст. А. И. Павловского; Биогр. очерк В. В. Карпова; Сост., подгот. текста и примеч. М. Д. Эльзона. Л.: Советский писатель, 1988. С. 91–92, 548 («Библиотека поэта». Большая сер. 3-е изд.).

124

См. подробнее: Тименчик Р. Д. Николай Гумилев и Восток // Памир. 1987. № 3. С. 123–136; Чудинова Е. П. К вопросу об ориентализме Н. Гумилева // Филологические науки. 1988. № 3. С. 9–15.

«Монгольским мальчиком, задумавшимся о судьбах своего народа», называл себя Велемир Хлебников [125] ; ему виделись «союз трех: Индии + России + Ниппона» (т. е. Японии) [126] , «общее море единого будущего» [127] . Андрей Белый написал в 1916–1918 годах несколько стихотворений, стилизованных под японскую танка [128] . Позже, в 1920-е годы, Андрей Белый изобразил знаменательную встречу русского с японцем в романе «Москва под ударом». Осип Мандельштам писал о японской танка в 1922 году [129] .

125

Цит. по: Хлебников В. Творения / Общ. ред. и вступ. ст. М. Я. Полякова; Сост., подгот. текста и коммент. В. П. Григорьева и А. Е. Парниса. М.: Советский писатель, 1986. С. 542.

126

Вечерняя Одесса. 1976. № 251, 23 октября. С. 3 (письмо Хлебникова к Н. Н. Рябчевскому от 10 января 1915 г.; публ. А. Е. Парниса). См. также: Парнис А. «Туда, туда, где Изанаги…»: Некоторые заметки к теме «Хлебников и Япония» // Искусство авангарда: Язык мирового общения: Материалы международной конференции 10–11 декабря 1992 г. Уфа: Музей современного искусства «Восток», 1993. С. 90–102.

127

См.: Хлебников В. В. Собр. произведений: В 5 т. Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1933. Т. 5: Стихи, проза, статьи, записная книжка, письма, дневник. С. 275

128

Андрей Белый. Звезда. Новые стихи. Пг.: Госиздат, 1922. С. 46–50. См. также стилизованное «под японцев» стихотворение 1916 г. «Цветок строит росу…» (Андрей Белый. Стихотворения и поэмы. М.; Л.: Советский писатель, 1966. С. 473).

129

«Танка излюбленная форма молекулярного искусства. Она не миниатюра, и было бы грубой ошибкой вследствие ее краткости смешивать ее с миниатюрой. У нее нет масштаба, потому что в ней нет действия. Она никак не относится к миру, потому что сама есть мир и постоянное внутреннее вихревое движение внутри молекул» (Мандельштам О. Девятнадцатый век // Мандельштам О. О поэзии: Сб. статей. Л.: Academia, 1928. С. 67).