Бангкок-8
Шрифт:
— Вот вы и попались, — заговорила Джонс. — Это всего лишь игра слов. Он продавал пустоту, но лишь в том смысле, в каком вы понимаете ее. А для буддиста пустота — это все, поскольку лишь она обладает реальностью. — Немного смутившись, она снова глотнула водки.
Мы с Ямским улыбнулись. И вдруг Андрей захлопал в ладоши, а я счел необходимым его поддержать. Джонс зарделась, но я никогда не видел ее такой довольной.
— Это ты ее просветил? — спросил меня Ямской.
— Отнюдь. Понятия не имел, что она интересуется буддизмом.
— Интересуетесь? — продолжал допрашивать Андрей.
— Я интересуюсь этим придурком. — Джонс показала на меня пальцем
— Я тоже заметил, — кивнул русский. — Он совершенно на тайский лад то и дело клюет носом, но стоит упомянуть о реинкарнации, нирване или относительности истины, как тут же вскидывается. За это я люблю Таиланд. Каждый отличается своим духовным измерением. Даже коп. Даже проходимец. Известные гангстеры заслужили уважение тем, что жертвовали на монастыри и на нужды бедных. Заставляет задуматься.
— О чем?
— О том, куда нас привели последние пятьсот лет западной цивилизации. Если бы мы остались в Средних веках, то улыбались бы так же часто, как тайцы.
— Можете дать мне еще водки? — попросила меня Джонс. — Я всю жизнь ждала подобного разговора. Это намного интереснее школы.
В коридоре послышались шаги, и в дверях появилась женщина в ночной рубашке. После замечания Андрея я как можно внимательнее присмотрелся к ее фигуре. Она была стройная, бледнокожая, с темными, почти черными волосами и огромными зелеными глазами. И показалась мне экзотичной. Джонс тепло, по-женски ей улыбнулась, и она улыбнулась ей в ответ.
— Это Валерия, — объяснил Ямской. — Она доктор наук. Слышала наш разговор, и ей захотелось в нем поучаствовать. Это один из наших миллионов недостатков: русские — вечные студенты. Мы все еще рассуждаем о жизни так, как Запад, который перерос подобные глупости еще лет пятьдесят назад.
— Все лучше, чем трахаться, — хмыкнула Валерия и, подойдя к кофейному столику, отпила из бутылки. — Только я еще не доктор наук — собираю материал для диссертации. — У нее не было такого сильного акцента, как у Андрея, и в ее речи чувствовалось британское произношение. Когда она заговорила, я увидел, какая она резкая. Резкость красивой женщины, которой на все наплевать. Она больше не казалась мне экзотичной.
— Где ты собираешь материал на диссертацию? По вечерам в казино?
Валерия пожала плечами и сделала новый глоток.
— Ты прав насчет русских. Нам нравится ставить на что-нибудь сомнительное, чтобы просадить все. Невероятно! Весь этот секс ни к чему. Если бы я могла отказаться от игры, то отказалась бы продавать тело. Одно не существует без другого. Но мне еще не хватает материала для диссертации.
— Какая у вас тема? — заинтересовалась Джонс.
— Детская психология.
Мы с Ямским заметили тень ужаса на лице американки, но Валерия, завладев вниманием Кимберли, откровенно рассказывала, что ученая степень не стоит в России ни копейки. Однако, имея докторскую степень, она надеется получить работу преподавателя в каком-нибудь американском университете, чтобы продолжать изучать преступность подростков, которых много как на улицах Владивостока, так и Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Она и в самом деле хочет переехать в США.
Как и предсказывал Ямской, полунаучный треп привлек трех других женщин. Они одна за другой появились в гостиной, принеся с собой две запотевшие бутылки водки. И новые пластмассовые кружки.
У Кимберли прошел первый приступ негодования, вызванный тем, что проститутка собирается заниматься детской психологией. Ей нравилась
— Андрей, — начал я, — случалось так, что с кого-нибудь из твоих девушек сдирали кнутом кожу?
Наступило гробовое молчание. Джонс смутилась и покраснела. Валерия осеклась на полуфразе и уставилась на меня зелеными глазами, которые больше не казались такими прекрасными. Ямской резко отвернулся к стене, три женщины, видимо, почти не знавшие английского, потупились. Ямской посмотрел на меня и скривил губы:
— Ты пришел, чтобы спросить меня об этом?
— Да.
— Вон!
— Энди! — попробовала вмешаться Валерия.
— Убирайся из моего дома!
— Энди, нельзя так разговаривать с тайским полицейским. Прекрати. Ты русский сутенер и работаешь в чужой стране.
На мгновение мне показалось, что Ямской меня ударит, — он даже начал подниматься, но был слишком пьян, снова упал на пол и, словно ему отказали руки и ноги, уронил голову на подушку дивана.
— Зачем? — Он умоляюще на меня посмотрел. — Зачем заново вытаскивать все это на свет? Разве и без того недостаточно? Разве мало времени я провел в этом чистилище? В чем моя вина?
Я повернулся к Валерии. Ее цинизм среди неподдающихся разгадке русских эмоций мог оказаться именно тем, что мне требовалось.
— Вы понимаете, о чем я говорю?
— Вы говорите о Соне Людиновой.
— Заткнись! — оборвал ее Ямской.
— Не смеши меня, Андрей. Весь Владивосток только и говорит об этом. Почему мы не можем сказать ему?
— Он уже знает. Это же хитрый тайский коп.
— Не знаю, — покачал я головой. — А что я должен уже знать?
— А если не знаешь, что тебе надо? — Расстроенный Ямской с трудом владел языком. — Это все… тс-тс… шито-крыто. Даже если во Владивостоке треплются на всех углах, здесь — молчок! — Он схватил бутылку и поднес ее к глазам. — Дерьмовая судьба! И это я, кто когда-то копошился у ног великого Сахарова? — Он разрыдался. — Да-да, именно копошился.
— История Сони Людиновой трагическая, но не типичная, — объяснила Валерия. — А если бы была обычной, ни одной из нас здесь не было бы. Мы же не сироты и не уличные шлюхи. Мы умные женщины, решившие подзаработать в трудные времена. Мы не стали бы так рисковать. Соня была иной.
— В каком смысле иной?
— Уличной проституткой. Никакого образования. Родилась в семье уголовников, здоровая и выносливая. Настоящая сибирячка. Ничего не боялась. Считала, что мужчины — тупые животные, которых легко водить за нос. Я сама не в восторге от мужчин, но считаю, что женщине опасно так думать. Особенно на нашей работе.