Барабаны пустыни

Аль-Куни Ибрагим

Мисбаху чудилось, что он слышит барабанный бой и звуки музыки, доносящиеся из-за песчаного холма. Он напряг слух. Барабанный бой нарастал, музыка звучала все громче. Африканские барабаны. Африканские напевы — отчаянные, безумные…

Мисбаху стало не по себе. Ему очень хотелось рассказать о том, что он слышит, Джаббуру. Пытаясь преодолеть нараставший страх, он стал вполголоса напевать мелодии старинных народных песен.

* * *

Луна

медленно выплывала из-за холма. Чувствуя, что не может справиться с охватившим его беспокойством, Мисбах спросил:

— Джаббур, как ты думаешь, могут ли здесь поблизости жить какие-нибудь племена? Например, туареги?

Джаббур лежал на песке, положив ногу на ногу, и с наслаждением курил сигарету.

— Туареги не живут в такой глуши, — сказал он спокойно. — В этой пустыне нет никого, кроме волков и змей. Да и те появляются только по ночам, а днем в пустыне только солнце и мираж.

— Странно! Мне показалось, что… — Мисбах заколебался, не решаясь выдать свою тайну, — словно я слышал бой барабанов и звучание еще каких-то странных музыкальных инструментов.

Джаббур улыбнулся:

— Вот видишь, это первый секрет.

— Ты шутишь?

— Я не шучу, — сказал Джаббур серьезно. — Это звучали барабаны пустыни.

— Барабаны пустыни? Ты издеваешься надо мной?

— Вовсе нет. Пустыня — живое существо. У нее есть душа, тело. Она страдает, пляшет, поет, бьет в барабаны, развлекается, играет на музыкальных инструментах. Обычно она делает это после страданий знойного дня. Увы, Мисбах, ты совершенно не знаешь пустыни. Ты не знаешь, в чем секрет успеха африканской музыки. Она рождается в глубинах пустыни. Те, кто живет здесь, знают, что любование пустыней ведет к безумию. Но они участвуют в ее танцах и весельях и таким образом побеждают ее, побеждают свой страх перед ней. Если же они будут только зрителями, то ужас и безумие овладеют ими. Они относятся к ней так же, как относятся к самой жизни. Знаешь, какой меня охватил ужас, когда я впервые услышал эти барабаны, но постепенно я привык к ним.

— Я ничего не знал об этом прежде.

— И не узнаешь. Вы, горожане, укрылись в своих домах и постоянно жалуетесь на жизнь. Каким же образом вы хотите понять пустыню? Я ведь говорил тебе, что пустыня как женщина, которую вначале трудно постигнуть. Если же ты хочешь раскрыть ее секреты, ты должен больше времени проводить в ее обществе.

Он снял сандалии и погрузил ступни ног в холодный песок. Затем продолжил с печалью в голосе, как бы утешая кого-то:

— Несчастная пустыня. Как же она страдает днем, когда солнце обжигает ее тело. Она жалуется на свою боль, и ее песчинки исторгают волшебную музыку, безумные напевы. Пустыня бьет в свои барабаны до самого утра и вновь бросает свое тело в объятия палача, и вновь продолжаются ее бесконечные страдания.

Джаббур склонил голову к земле, его руки и ступни ног были погружены в холодный песок. Он слышал нарастающий грохот барабанов…

* * *

Ближе к полудню кончился весь бензин, а они так и не смогли найти главную дорогу. Джаббур выпрыгнул из машины и сказал, вытаскивая фляжку с водой:

— В

полицейском участке знают, что мы выехали. Они скоро начнут поиски. Мы должны пешком добраться до главной дороги к тому времени, когда нас станут разыскивать.

— Отклонение от главной дороги было ошибкой с самого начала.

— Ошибкой было то, что мы напились. Меня уже сейчас мучает жажда. Я натворил такое, чего пустыня не прощает.

Он взял под мышку флягу с водой, и они пошли к главной дороге.

Наступил полдень. Солнце стояло в зените, нещадно опаляя тело пустыни. Они выпили уже всю воду, до последней капли, но до главной дороги так и не добрались.

Мисбах Саид сел на раскаленный песок, чтобы перевести дух. Джаббур остановился и смахнул пальцами пот с лица. Он всматривался в безжизненную пустыню, которая простиралась до самого горизонта. Мисбах облизнул пересохшие губы одеревеневшим языком.

— Я дальше не пойду… Не могу.

Джаббур протянул ему руку, но Мисбах покачал головой.

* * *

Солнечный диск медленно опускался за линию горизонта, окрашивая все в печальный багряный цвет. Постепенно начала спадать жара. Пресмыкающиеся и насекомые вылезли из своих убежищ и расползлись между кустарниками, развалинами и финиковыми пальмами. Люди вышли из своих хижин и разбрелись по полям. Заработали насосы, и вода потекла по пересохшим каналам. Люди скорбно рассматривали чахлые растения, которые солнце лишило зелени и жизни.

В саду перед гостевым домом собрались несколько мужчин в больших белых чалмах. Они с любопытством заглядывали в окна.

Подкатил лендровер, оставляя за собой огромный хвост пыли. Люди разбежались и скрылись за стволами пальм и за зданием муниципалитета. Из машины вылез высокий лейтенант в пепельной униформе, на погонах сверкали две серебряные звездочки, в правой руке он держал стек.

Войдя в гостевой дом, он присел на стул и сухо спросил:

— Как себя чувствуешь?

Мисбах Саид сел на койку, прислонившись спиной к стене.

— Слава аллаху, все в порядке, но барабанный бой все еще стоит в ушах. Есть новости?

— Барабаны? Какие барабаны? — удивленно спросил лейтенант.

Он вытащил из кармана пачку сигарет и протянул Мисбаху. Зажигая для лейтенанта спичку, Мисбах повторил вопрос:

— Есть новости?

— Ничего нового. Недавно говорил по рации. До сих пор его не удалось обнаружить. Машины продолжают вдоль и поперек бороздить пустыню.

— Мы должны присоединиться к поисковой группе, — сказал Мисбах.

Лейтенант уверенно возразил:

— Боюсь, что уже все кончено.

* * *

Прекратился шум насосов. Жители разошлись по хижинам. Поселок погрузился в ночное безмолвие. Лейтенант опустился на корточки на персидский ковер перед жаровней. Помешивая ложечкой зеленый китайский чай, он сказал:

— Его нашли в колодце. Он был совершенно голый.

Раздувая угли в жаровне пучком пальмовых листьев, он глухо добавил: