Барбарелла, или Флорентийская история
Шрифт:
Фотография висела в просторном атриуме виллы, по сути, это был самый первый экспонат, с которым сталкивались приходящие посетители. И каково же было удивление Донателло, когда в ночь на 19 ноября 2017 года с последним полночным ударом часов он воплотился возле своего фото в том самом атриуме.
Но самым удивительным оказался вовсе не факт воплощения — а то, что по бальной зале и остальному дому бродили и разговаривали те самые предки, которых он привык видеть на картинах! Что за чудо, или — что за колдовство вызвало их к жизни?
Оказалось — ещё какое
«Ты в ответе за тех, кого коллекционировал» — сказал ему предок Пьетро, переиначив подслушанную у кого-то цитату из книги.
(надругательству подвергся портрет Фортунато Мартиненьо Чезареско, 1545, кисти Алессандро Бонвичино. Хранится в лондонской Национальной Галерее)
Кьяра услышала бой часов и с удивлением поняла, что уже четыре. Время летело незаметно.
Донателло Донати был не просто самым младшим в этой странной компании, он ещё и совсем недавно к ним присоединился. В его юности уже не писали портретов, поэтому долгое время в экспозиции музея не было его изображения, а на семейных сборищах — его личности. Максимум, что смог найти Роберто Казолари — это фотография. Старый хранитель сомневался, будет ли фотография работать так же, как и портрет, но увидеть и убедиться не успел — фото разместили в экспозиции незадолго до его смерти, и он уже не застал следующего ноября.
Также Донателло не видел, но слышал рассказы о том, как разные сущности выводились не только из фотографий, но и просто из напечатанных цветных картинок — два года назад на аналогичном балу случилось форменное нашествие незваных гостей. В итоге Пьетро написал строгую записку о том, что к нужной дате в помещениях музея не должно быть никаких антропоморфных изображений, кроме экспонатов.
В этом году Мауро Кристофори проследил за тем, чтобы распоряжение выполнили.
В итоге Донателло присутствовал на семейном сборище всего в третий раз.
Донателло представил Кьяру некоторым своим родственницам — по её выбору, она хотела рассмотреть костюмы. Это было вот прямо потрясение — знать портрет, представлять себе платье, в которое одета дама на том протрете, и вдруг увидеть это самое платье вживе! Как оно надето, как носится, из чего на самом деле сшито и чем отделано… У Кьяры просто глаза разбегались — тут можно было на практических, так сказать, примерах рассмотреть всю историю женского парадного костюма от середины шестнадцатого и до начала двадцатого века! И это лучше любого реконструкторского фестиваля!
Конечно, ещё интереснее было бы рассмотреть, что там у дам под платьями, но это было бы наглостью. Эх, была бы она парнем, можно было бы пофлиртовать с кем-нибудь и попросить раздеться, только вот парням до платьев нет никакого дела, им бы сразу то, что под платьем! Кьяра даже похихикала про себя, вообразив себе
Потому что даже так было очень здорово!
Иногда они танцевали. Вальсы и польки, и ещё некоторые контрдансы — оказалось, что Кьяра их знает, а Донателло — нет. Зато он умел танцевать танго, но его старшие родичи танго не танцевали. Кьяра, впрочем, тоже. Но она постаралась утешить его — ну подумаешь, сейчас не танцуют, а лет через пять научатся!
Донателло сводил её к обеденному столу, они попробовали столько закусок, сколько смогли, попробовать всё было нереально, прямо как на юбилее его высокопреосвященства.
Они обошли весь музей. Донателло рассказал, что и где было в его бытность владельцем виллы. Прошлись по залам, побывали в комнатах сотрудников и в хранилищах. Конечно, нынешнюю Кьяру музейным хранилищем не удивишь, это не год назад, но всё равно было необыкновенно интересно.
И ещё они говорили. Обсудили все любимые книги, пересказали друг другу сюжеты некоторых из них, а ещё кино, здесь у Кьяры было первенство — она видела определённо больше фильмов, чем Донателло, и немного — театр, но тут как раз больше видел и знал Донателло. Говорить с ним было… почти как с доном Лодовико.
Она и представить себе не могла, что с парнем может быть просто интересно. Обычно знакомые парни хотели с ней вовсе не поговорить. Может быть, она где-то неправа и что-то теряет?
Объявили вальс, и Кьяра решительно потянула Донателло в сторону бальной залы.
Гаэтано хорошо запомнил сказанные отцом Варфоломеем слова: откуда, мол, вам знать, красива ли девушка, пока она вам ни разу не улыбнулась?
Так вот, Барбарелла была красива. И улыбалась именно ему и никому другому.
Сначала и он, и другие парни из палаццо Эпинале стояли наготове возле картин, монсеньор высказал догадку про холсты, как уязвимое место, и она оказалась верной. Тем временем сам монсеньор и отец Варфоломей проводили переговоры, и всё решили в пользу гостей, разве что пришлось обещать не болтать, но это и так понятно, про такое не болтают.
Барбарелла удивительным образом оказалась среди сильных мира сего, наравне с хозяином дома и ещё какими-то древними людьми. На прямой вопрос она только улыбнулась, пожала плечами и ответила — мол, так получилось.
Ещё в начале, когда великан Пьетро сказал — будьте моими гостями, она подошла, и с улыбкой извинилась за беспокойство, которое причинила ему и другим. Он только рукой махнул — какое ещё беспокойство, от такой красивой девушки не может быть никакого беспокойства! Тогда она серьёзно сказала, что первый танец у неё обещан по традиции, а о втором она просит его. И это будет вальс. Он ведь умеет танцевать вальс?
Вот кто бы знал, что пригодится наука маэстро Фаустино и донны Элоизы! Он удивился — разве в её времена танцевали вальс? А она состроила рожицу и ответила, что пришлось научиться, за столько-то лет, это проще, чем учить всех тех, кто младше, гальярде и вольте.