Барби. Часть 1
Шрифт:
Став свидетельницей ее расправы над розенами, крошка Кузина может донести эту весть до нужных ушей легко, точно порхающая птичка. А в этом городе всегда полно блядских ушей, расставленных тут и там, подчас растущих из камня. Пустить одно словцо там, другое — здесь… Каналы, по которым в Броккенбурге передаются слухи, причудливы и запутанны, точно контуры адских рун и глифов, которые выписывают мелом и кровью, никогда не поймешь, в какую сторону они полетят и где окажутся через час.
Если они достигнут магистрата, большой беды, положим, не случится. Бургомистр Тоттерфиш не привечает эделей, а беспокойное
Совсем другое дело — если слух дойдет до Большого Круга. Заседающие там стервы — скучающие «воронессы», озлобленные «волчицы», мрачные «униатки», ядовитые «флористки» и, конечно, милашки-«бартиантки», лениво грызущие друг другу кости, будут рады раздуть из этой искры целую историю. Историю, которая мгновенно коснется ушей Веры Вариолы. И тогда…
Барбаросса стиснула зубы. Вера Вариола чертовски не любит, когда ее сестры порочат честь ковена, о чем бы ни шла речь. У оберов вообще сложные и запутанные представления о чести. Она может посмотреть сквозь пальцы на небольшой трактирный дебош или ночную драку — ведьмам третьего круга зазорно развлекаться, точно их младшим сестрам, однако иногда это прощается — но среди дня на улицах Нижнего Миттельштадта?..
Дьявол. За такое дело можно отведать плетей. И не приватно, от руки самой Веры, а перед глазами всех сестер, на подворье Малого Замка. Штук десять, а может, и две дюжины. И добро, если полосовать ее вызовется Гаррота — у той тяжелая рука, но незлой нрав, следы сойдут за три дня. А вот если за дело возьмется старая карга Гаста, тут уж дело плохо — узкий шерстяной дублет еще по меньшей мере неделю будет жечь ей шкуру, точно раскаленная на огне кираса.
Барбаросса представила Кузину, ухаживающую за выводком милых детишек Кло где-нибудь в теплом уютном гнездышке — и эта мысль на миг скрасила недобрые чувства, приглушив клокочущую в низовьях души ярость. Даже позволила улыбнуться в ответ.
— Я уже закончила. Но если хочешь — мои игрушки в твоем распоряжении.
Кузина сложила руки на груди. Ни дать ни взять, хорошенькая пастушка, которой преподнесли в качестве подарка букетик луговых цветов.
— Ах. Очень благородно с твоей стороны, Барбаросса. Но я уже вышла из того возраста, когда играют в куклы, — Кузина наморщила носик, который Барбароссе захотелось вмять внутрь черепа, — Впрочем…
Она остановилась напротив Кло, задумчиво покусывая губу и легко теребя пальцами атласную ленту на подоле.
Кло уже обмякла. Привалившись спиной к стене, она склонила голову с распахнутой страшной пастью, и походила на мертвую гаргулью, свесившуюся с парапета. Грудь ее платья была залита кровью, в сгустках которой можно было увидеть осколки зубов, белеющие точно жемчужные бусины. Не сдохла ли? Нет, мгновенно определила Барбаросса, жива. Темные глаза закатились, но не остекленели, да и ребра дрожат. Может, розены и не отличаются выносливостью монфортов или живучестью альбертинеров, но и дохнут тяжелее, чем мухи.
— Ах, какой приятный сюрприз, — Кузина
Кло не ответила ей. Едва ли она вообще когда-нибудь сможет отвечать, мрачно подумала Барбаросса, разве что после того, как какой-нибудь осведомленный флейшкрафтер вновь срастит в одно целое все косточки и хрящики в ее пасти. И уж точно пройдет много времени, прежде чем милашке Кло вновь захочется кого-то поцеловать, наделив порцией любви.
— Ей нездоровится, — сухо обронила Барбаросса, — Не докучай ей.
— Она жива?
— О да, вполне, — Барбаросса склонилась, чтобы взять Кло за волосы и резко потянуть на себя, заставив задрать голову и распахнуть хлюпающую пасть, полную костяных осколков, — Какой-то демон уколол ее отравленным веретеном и бедняжка Кло уснула зачарованным сном. Я слышала, она проснется, если красавица с добрым сердцем поцелует ее. Не хочешь попробовать?
Кузина звонко рассмеялась. У нее был красивый смех, похожий на серебристый звон лесного ручья. Свежий, чистый. Но Барбаросса подумала, что если бы мучилась жаждой, скорее похлебала бы воды из броккенбургской лужи, чем из такого ручья.
— Ах, Барби, я и забыла, какая ты шутница! Ты знаешь, кто это? Это же Клодетта Кларсфельд собственной персоной! Весьма известная в своих кругах особа, с которой я давно хотела познакомиться, но все никак не получалось найти. Знаешь, в Унтерштадте ее прозвали Синяя Вдова.
— Это потому что она носит синее?
— А еще потому, что у нее есть обыкновение пожирать всякого партнера, с которым спарилась, — Кузина опустила руку в кружевной перчатке, чтобы ласково тронуть безвольно лежащую Кло за волосы, — Да, она часто делит трапезу со своими детишками, а детишек у нее много. Говорят, за этот год она сожрала семерых.
И я могла бы быть среди них, мрачно подумала Барбаросса, машинально поглаживая «Скромницу» кончиками пальцев. Если бы герцог Абигор, чье имя она сумела произнести в последний миг, не наделил ее частицей того богатства, которым он щедро делится со всеми своими вассалами — крупицей адского гнева — сестрица Барби вполне могла бы оказаться восьмой.
— Ну, теперь ей придется подыскать себе новое прозвище, — бросила Барбаросса, — Например, Сладкие Губки. Так что на счет поцелуя?
Кузина лукаво улыбнулась, но, кажется, эта улыбка предназначалась не Барбароссе, а Кло.
— А ты ветренная девчонка, Барби, у тебя только поцелуи на уме! Я искала ее не для того, чтобы миловаться. К тому же, она не вполне в моем вкусе. А вот ее железы…
— Что с ними?
— Мне и моим сестрам всегда хотелось их изучить. Судя по всему, их сок обладает повышенной силой, а может, и измененным составом.
— Да ну?
— Я думаю, это все воздух в низовьях Броккена, — серьезно произнесла Кузина, легко качнув головой, отчего с ее огромной прически просыпалась толика невесомой пудры, — В нем растворено так много магических испарений и алхимических чар, что иногда он действует точно мутаген, подстегивая развитие тканей в непредсказуемую сторону. Принято считать, что эдели наделены защитным иммунитетом, однако иногда, видно, и он дает сбои.