Бард, который ничего не хотел
Шрифт:
– Не поняла, - слегка удивленно ответила она. – Что ты имеешь в виду?
– Я?.. Имею в-в-в-виду?.. – отложил кончину и возмущенно уставился на нее бард. – Н-нет, это ты что имеешь в-в-в-виду… когда так п-походя… забираешь мое тело… и применяешь его как п-попало!
– Ты недоволен, что остался с ушами? – глаза ее задумчиво прищурились. –Могу посоветовать два решения этой проблемы: вернуться к барону Ангусу или заказать операцию по их удалению мне. В качестве бонуса к основному желанию.
– Нет!!! – руки Кириана машинально метнулись к оспариваемым объектам, и туловище,
– Во-первых, - медленно раздражаясь, прорычала Кробх Дерг, - главным образом я выделываю с ним твое спасение, если ты до сих пор не соизволил заметить. А во-вторых, твое драгоценное тело не творит ничего такого, чего не смогло бы без меня!
– Хорошо. Положим, гонки по крышам и швыряние баронов на дальность и в цель скоро войдут и в мою привычку, - миннезингер приподнялся на локтях и обвиняюще уставился на собеседницу. – Но как всё это стыкуется с выполнением моего желания, объясни, пожалуйста!
– Поживешь – увидишь, - махнула хвостом кошха, поднялась и двинулась прочь.
– Э-э-эй! Постой! Ты куда?! – поэт рванулся за ней на четвереньках.
– Я не собираюсь ночевать посреди дороги, - не оборачиваясь, отозвалась она.
– И куда ты идешь?
– Конечно, туда, где нас теперь будут искать в самую последнюю очередь.
– Тогда я с тобой!..
Перекусив квашеной капустой с сыром, луком и колбасой, менестрель и кошха, не сговариваясь, залезли на подоконник спальни и приняли обычные позы: гостья с легкостью, хозяин – с изрядным кряхтением и стонами, оплакивая перенапряженные мышцы. Город внизу давно спал, потушив окна и принакрывшись звездным покрывалом неба. Как усталые светляки, далеко внизу горели фонари, едва пробивая белесую пелену тумана.
– Спать пора? – покосилась на барда Кробх Дерг.
– Не спится, - угрюмо буркнул тот. – И при текущем ритме жизни не засну еще с месяц как минимум. Моя тонкая душевная организация на такие перегрузки не рассчитана.
– И это говорит человек, собравшийся жениться! – тихо рассмеялась кошха.
– Да, я собрался! И надеюсь, кое-кто сдержит свое слово!
Гостья посерьезнела:
– Кое-кто – сдержит. Только не пришлось бы другому кое-кому жалеть об этом.
– Жалеть о том, что Свини примет мое предложение? – снисходительно хмыкнул поэт. – Жалеют ли птицы о том, что умеют летать!
– Спроси их об этом во время осенней охоты, - фыркнула кошха. – И вообще, откровенно говоря, я не понимаю, зачем эта женщина тебе нужна.
Менестрель набрал полную грудь воздуха, собираясь сказать что-нибудь звонкое и напыщенное про неземные чары и вечную любовь – но неожиданно для самого себя выдохнул и неловко повел плечом. Если общая ночь, звезды и подоконник не располагали к откровенности – что тогда располагало?
– Понимаешь, Кробх Дерг… - медленно начал он. – Дело в том, что я знаю себе цену. И окружающие тоже. Особенно дамы.
– И почем кило менестреля? – мягко усмехнулась кошха,
– Я не красавец. Мягко говоря. Я невысок – для мужчины… мягко говоря. Толстоват… опять же мягко говоря. Не обладаю силой, ловкостью, шармом – или что там еще может удержать внимание женщины… Да что там удержать! Привлечь его – и то проблема! Я не красноречив в общедоступном понимании – и не слишком туп, чтобы быть общедоступным. И я не хочу быть общедоступным, я не хочу угождать чужим вкусам – не в балладах по торжественным государственным оказиям, то есть… Бравурного заказного рифмоплетства вполне достаточно. После некоторых из них у меня бывает ощущение, что если я стану еще более общедоступным хоть на йоту, у меня над дверью повесят красный фонарь! Я не хочу быть кумиром десятков тысяч. Я не хочу быть Златоустом, которому все заглядывают в рот, ожидая перла – до такой степени, что боишься его раскрыть, чтобы сунуть ложку. Я хочу быть самим собой, и общедоступность не есть черта моего характера!
Словно ожидая вихря насмешек или возражений, бард почти враждебно уставился на кошху, но наткнувшись на спокойный, почти сочувственный взгляд, смутился.
– А Свинильда тебя понимает? – спросила Кробх Дерг.
– Свинильда… Свинильда… Свинильде я… Для Свинильды я… Она любит подарки. Говорит, что в глазах подружек внимание королевского менестреля делает ее особенной… потому что придворные сплетни… и… и… И больше никто на меня… А я тоже человек! Я хочу радости! Заботы! Семьи! Я детей хочу – мальчика и девочку! И еще – сколько получится! А мне уже сорок пять!.. Я был единственным ребенком… и самой моей хрустальной мечтой… с золотой рамочкой и бриллиантовыми ручечками, так сказать… было иметь много братьев и сестер. И теперь… когда у меня будет… жена… своя семья… я… мне… И… и… - болезненно подбирая слова, поджал губы поэт – и вдруг вскинул голову: - Послушай! Чего ты суёшься? Какое вообще твое кошачье дело?! Это моя личная жизнь!
– Которая стала и моей, когда ты загадал свое желание! – гневно фыркнула кошха, и искры полетели с ее шерсти, прожигая в подоконнике маленькие черные кратеры. – И соглашаясь его выполнить, я думала, что помогаю влюбленным, страдающим от недопонимания, а не идиотам, страдающим дурью!
– Так вот ты обо мне какого мнения! Дурак!
– А ты сам о себе разве не такого?! Кто еще по доброй воле захочет жениться на бабе, предавшей его за последние три дня три раза?! И если бы хоть кто-то один из вас любил другого!
– Я… наверное, я смогу ее полюбить… - понурившись, пробормотал поэт. – И она меня не предавала. В первый день так получилось – она ведь мне ничего не должна. С кем хочет – с тем и гуляет. Во второй… Найси просто оказался навязчивым и приперся туда, где ему не рады. А сегодня… Мне вовсе не кажется, что Свини виновата в том, что произошло. Они караулили у ее дома. Она не знала!
– Если тебе нравится так думать – думай. И то, что ты для нее – лишь источник удовольствий и телячьего обожания – тоже не забывай, - презрительно фыркнула Кробх Дерг. – Мое дело – предупредить.