Барин-Шабарин 4

Гуров Валерий Александрович

— Уведите его! — с раздражением сказал статский советник, не выносящий мужских слёз.

— Я думала, что Шабарин — мой враг. А теперь я желаю ему, чтобы он рассмотрел в вас ту гниль, что вижу я. Вы же переводите все мои деньги и имущество в Фонд только для того, чтобы потом, когда и Шабарин туда соберет много денег, отобрать все, — Кулагина посмотрела на Мирского и, сжав губы в последнем исступлении, сплюнула ему под ноги.

— Заканчивайте здесь! — жёстко сказал Святополк Аполлинарьевич Мирский и вышел из дома.

В его карету уже погрузили некоторое

имущество вдовы, а также три любопытные картины. Мирский, будучи женатым, но не живший с женой, которую, по сути, запер в поместье, истосковался по женщинам. И такие картины он не мог предать огню. А мать Шабарина стала для него теперь чуть более интересной женщиной, если только рисунки соответствуют действительности.

Конечно, он, доверенное лицо Воронцова не мог являться чистым и откровенным другом Шабарину. Мало того, Мирский, пусть и был человеком светлейшего князя, не лишён и собственных интересов. Шабарин всё поймёт, конечно — но уже ничего не сможет сделать.

Статский советник Мирский был уже в центре города, когда на окраине Екатеринослава ярким пламенем вспыхнул один из домов. И пусть пламя разгоралось необычайно быстро, пожар не вызовет ни у кого сомнений. Несчастный случай. Да мало ли, что может произойти в деревянном доме, где топят печь и жгут свечи по вечерам, сколько их уже сгорело и ещё сгорит!

А под завалами найдут обугленное женское тело — и не менее обугленное тело мужчины. И столица Екатеринославской губернии разом забудет о том, что можно полоскать кости жене помощника губернатора, все будут гадать: кто же всё-таки сгорел в доме.

Глава 20

Мы возвращались домой. Победоносный отряд, вместе с тем, как русские генералы дали мне понять, вредоносный. Мы им, якобы, сражение при Мешковице подпортили. Однако в этот раз было уже просто в крайней степени неприличным не назвать нас, если не героями, так умелыми воинами. Ведь мы очень помогли русской армии на левом фланге, залегая в пятистах шагах от разворачивающегося сражения. Сами будучи в полной безопасности, мы расстреливали врага, дезорганизовывая их строй. Может быть, до нас и могли бы долетать на излёте венгерские пули, но они наносили бы нашим позициям разве что дружеский визит, а не ущерб. Стреляли мы на износ стволов, потому к окончанию боя израсходовали весь боезапас, что взяли с собой. Потому-то гнать венгров отправились всего лишь четыре десятка конных от нашего отряда.

Интересно, почему венгры были такими сонными, нерешительными, воевали без огонька. Русская же армия заливала противника невообразимо большим количеством не огонька, а смертоносного огня. Ну вот и ещё ответ — на боеспособность венгерской армии повлияли действия моего отряда. Сложно быстро найти замену двум высокопоставленным деятельным генералам, а также и ряда полковников, убитых или пленённых нами.

Может, всё-таки русское командование поймёт, что колоссальное преимущество на поле боя ими было выиграно, прежде всего, благодаря бомбической артиллерии? Склад с бомбами у венгров мы взорвали, а в русской армии этого оружия хватало,

чтобы с самого начала сражения полностью взять инициативу. Так не пора ли обратить внимание на развитие артиллерии?

Хотя, как это ни прискорбно замечать, но поговорка «победителей не судят» имеет и негативный смысл. Уроков из Венгерского похода русское командование не извлечёт. Только лишь поражения способны заставить взглянуть на ситуацию в армии с критической стороны.

Я возвращался домой ротмистром. У Паскевича была привилегия наделять чинами и званиями вплоть до майора. Не буду заблуждаться в том, что чин мне присвоен только лишь за заслуги отряда. Весьма вероятно, что это было сделано, в том числе, и в угоду дружбы Паскевича и Воронцова. Так это или нет, но я теперь уже не мог думать о генерал-фельдмаршале Иване Фёдоровиче Паскевиче столь категорично плохо.

Мы выбрали такую дорогу, чтобы быть дальше от боевых действий. Да, венгерская повстанческая армия разгромлена, но тем хуже для округи. Сейчас по Венгрии будет сновать множество обозленных отрядов, и встречаться с ними нам нет никакого смысла. Так что шли мы сейчас по краешку, по границе Австрии и русских польских земель, Привисленского края.

— Командир, впереди отряд польских улан, — сообщил мне Тарас.

— Сколько и куда двигаются? — деловито спросил я.

— В сторону России и идут, — отвечал командир разведчиков.

Мы уже находились севернее Кракова, выйдя из театра военных действий. Поэтому принимать решение о бое было сложно и с политической точки зрения. С другой стороны, никаких польских уланов на службе русского императора нет. Есть отдельные поляки, которые служат России как русские уланы. И что они могут делать у русских границ? Явно что-то нехорошее. От вооруженного поляка добра ждать не приходится.

— Уж больно кони у них добрые, да обоз есть, — намекал мне Тарас на то, чтобы атаковать.

— Вот прав был генерал-фельдмаршал Паскевич, когда назвал нас разбойниками, — усмехнулся я. — Уже о наживе только и думаем.

— Командир, так то же польские уланы! Они всяко враги России, — возмутился Тарас.

Я взял время на размышление. По словам разведчика, уланов было около ста, у каждого имелась ещё и заводная лошадь, шедшая чуть позади. Они сопровождали обоз, явно очень большой для такого отряда. В Россию, где сейчас границы, как-то решето, направляются, выходит, вооруженные поляки с большим обозом. Стоит ли тогда сомневаться? Ну и прибыль… Почему бы и не иметь прибавку к уже имеющимся трофеям?

— Что по коням того польского отряда сказал Татарка? Усталые или еще могут идти? — уточнял я, прежде чем принять окончательное решение.

— Кони добрыя, каждый по три-четыре сотни рублей стоить будет, — отвечал Тарас, не поняв, что именно я у него спрашиваю.

Мне нужно было понять, как скоро этот отряд должен стать на отдых. А это зависит только от того, насколько устали их лошади. Люди выдержат если не всё, то многое, а вот кони… За ними уход и пригляд нужен, особенно, если такие дорогие и хорошие.