Барин-Шабарин
Шрифт:
— Заходь в комнату, окоём! — потребовал Матвей Иванович, после подошел к сжавшемуся в комочек у лестницы Емельяну и обратился уже к нему: — А ну-ка, Емелька, принеси-ка мне розги, да смоченные кабы были. Буду твоего барина уму-разуму научать. Давно нужда была выпороть да дурь выбить.
Емельян Данилович было дернулся исполнять волю Матвея, но я остановил.
— А ну, кость моржовая тебе в дышло, стоять! — Емельян посмотрел на Матвея и вновь сделал попытку драпануть. — Стоять, сказал! А то розги для себя принесешь. Или плеть.
Емельян
— Ладно, Емелька, не нужно розг, — молчание прервал Матвей Иванович. — Надо будет, так и сам мордасы крестнику разукрашу, чай силушку мою Господь не быстро прибирает.
— Жди меня, Емельян Данилович, внизу. Сбежишь?.. Выпорю, вот как есть и выпорю… и тебя и… всех выпорю, — сказал я и чуть тряхнул управляющего, приводя того в чувства.
— Странный ты, Лешка, ой какой странный! А ну-кася, прочти «символ веры»! — потребовал Матвей, пристально меня рассматривая, как раба перед покупкой.
— Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя… — начал я читать молитву.
Ну вот, ещё один молитвы спрашивает — спасибо бабушке, что я их знаю. Отец-то у меня был коммунистом, он долго противился такому «опиуму для народа», но бабуля, если уже что-то решила, так всегда шла напролом.
— Знаешь молитву и слава Слава Богу. И хляби небесные не разверзлися, и тебя не скрутило, стало быть не бесовский ты, — выдохнул Матвей Иванович. — Но и я же не слепец какой, вижу, как держишься, как смотришь. И ты это, и не ты. Не смотрел ранее ты так. Неужто повзрослел, наконец? Али кровь друга моего, брата названного Петра, в тебе проснулась?
— Может, и так, дядька Матвей. Многое не помню, — уже спокойным тоном говорил я. — Ты проходи в мой кабинет, я с управляющим поговорю и вернусь к тебе, чаю попьем.
— Хм, гляди-ка. Кабинет его. Знал бы ты, как мы бражничали тут с батькой твоим… — пробурчал Матвей и прошел, куда приглашали.
— Эй Проська, Саломея. Чаю принесите, да чего к нему, — выкрикнул я, будучи уверенным, что бабья прислуга ошивается где-то рядом да уши греет. — Лучше всего — к чаю штоф водки несите.
Я оставил Матвея, думаю, что ему стоит остыть, пусть вон без меня пока водки выпьет да на Прасковью попялится. Видно же, что мужик хочет казаться грозным, но на самом деле, я для него не чужой человек.
Я не в обиде на новообъявившегося крестного. Мужика понять можно. Любит дочь, за нее печется. Да и ко мне относится чутко, точно не как к чужому человеку. Было бы иначе, так и не метался бы
— Емельян Данилович! — прокричал я таким тоном, что не сулил ничего хорошего управляющему.
— Звали, барин? — прозвучал глупейший вопрос.
Емельян торчал на первом этаже, рядом с хозяйственной частью дома, где обитала прислуга, располагалась кухня и что-то еще. Я не особо пока дом знаю.
— Звал, — не так чтобы умно ответил я.
Успеем ещё поумничать, когда по делу.
— Так чего изволите? — заискивающие поинтересовался Емельян. — Матвей Иванович всё гневаться изволит? Я как… а он… стрелять. Я же за вас беспокоился. Это же…
— Будет тебе причитать. Слушай сюда… — потребовал я и стал перечислять, чего изволю.
Нельзя терять время, надо сходу озадачить управляющего. Пока он не стряхнул с себя это состояния страха, возникшее благодаря лихости Матвея да и моему нажиму. Вот пусть принесет все учетные книги, или что там есть, чтобы понять состояние дел, а после как хочет приходит в себя, да хоть застрелится сразу. Хотя… даже и ворьё жалко, пусть себе живет.
Я потребовал всех отчетов, всех записей, документов, которые только велись в поместье. Аудиторская проверка моего имения напрашивалась и на первый взгляд, и уж тем более на все последующие. Тут мало того, что очевидное воровство управляющего, есть предположение, что имеет место катастрофическая бесхозяйственность.
Вот я и хочу сперва проверить и узнать, чем владею, чтобы после думать, как поступить. Как выйти из этой ж… животрепещущей ситуации.
— Расскажи о своей семье, — вдруг сменил я не только тему разговора, но и тон.
— А? Не понял, барин, — еще больше растерялся Емельян.
— О семье расскажи, мне же интересно, что да так. Память же потерял, вот, — доброжелательно, будто закадычному другу говорил я. — Ага, ты говори.
— Ну так жонка…- сказал Емельян, но сразу был мной перебит.
— Прасковья! — выкрикнул я. — Емеля, ты продолжай давай, ага.
— Два сына, один в Екатеринославе в классической гимназии, — продолжал свой рассказ управляющий, но вновь был мной перебит.
— Вот так, классической? — спросил я, видимо, еще больше ввергая в недоумение Емельяна Даниловича.
— А младший сын, он…
— Звали, барин? — в этот раз я не успел перебить управляющего, за меня это сделала Параска.
— Петра, того большого, что был, когда бандиты приходили, знаешь? — спросил я и понял, что сглупил.
Эта знала всех, может, не в лицо, а могла распознать, кто есть кто, по другим частям тела, но зато безошибочно. Ну или я наговариваю на девушку, а она пример благочинности и непорочности… ну уж нет.
Вон как разулыбалась.
— Знаю, барин, как же Петро не знать. Сильный парубок, — сказала Прасковья, а мне даже почудилось, что она облизнулась при упоминании этого имени.