Барнаби Гримс - 3. Легион Мертвецов
Шрифт:
Это не по закону, рычал Мошенник. Третья из самых мощных банд на причалах, а мы будем весь путь спотыкаться о этих ...
Куча гарцующих пони, вот вы кто, отстрелялся лидер Бочек, выделяя каждое слово тычком пальца. Парни Бочки грабили вагоны с элем, когда вы ещё в носочках под стол ходили.
Секундочку, произнёс Тумп МакКоннелл, хлопая барабанщика по плечу.
Тот кивнул не пропустив ни единого удара по гигантской туше барабана, что висел на верёвке у него на плечах. Прогуливаясь вразвалку вдоль процессии, его огромная фигура размывала ряды головорезов, Тумп приблизился к двум разъярённым лидерам банд. На его губах играла улыбка, но я заметил дикий блеск
Не сейчас, парни, сказал он тихо. Не сегодня. Вы что, забыли о перемирии? Улыбка стала ещё шире, так что даже его глаза сузились. Я бы хотел, чтобы вы были милы друг с другом. Он поднял два огромных окорока своих лап и положил их на затылки спорщиков.
Затем, с хрустом напряжения - и поддерживая эту свою зловещую улыбку - он жёстко свёл обе головы вместе. Раздался громкий треск! и, с глухим стоном, оба лидера банд рухнули на землю. И проявите немного уважения! прорычал Тумп.
Вернувшись обратно в первые ряды, барабан теперь затих, Тумп МакКоннелл и пятеро других Крысоловов, выбранных чтобы нести гроб, стояли по одну сторону повозки, тогда как другие шесть Парней с Берега Отстойника стояли по другую. Два истощённого вида молодых парня, предоставленные Похоронными Принадлежностями Фримли - их бледные лица с напяленным по случаю торжественным выражением - стояли рядом с ними. Остальные из нас держались чуть позади, с прочими бандами Причалов Гатлинга в стройных рядах. Виолончелист, трубач и волынщик затихли. Барабанщик поднял руки, кремовые покрытые войлоком барабанные палочки мгновение подрагивали в воздухе, и затем ...
Б-банг!
Он треснул сразу по обеим сторонам барабана ещё раз, оглушительный глухой звук, что привлёк всеобщее внимание. Трубач и волынщик затянули новую мелодию; возница щёлкнул поводьями, и весь унылый парад качнулся вперёд. Пока мы маршировали по тёмным улицам, окна широко распахивались в окружающих домах, и тощие дети и седые матроны высовывались, склоняя головы в знак уважения. Толпы людей хлынули из дверей домов, с цветами в руках, которые они бросали на проезжающую мимо карету - гвоздики, гладиолусы, гирлянды астр ...
Тумп повернулся ко мне, когда мы повернули за угол Бельведер Мили, широчайший проспект Причалов, ещё более плотная толпа чем раньше приветствовала нас по мере нашего продвижения. Повозка, уже полу-похороненная под грудами цветов, мягко шуршала по цветочному ковру, которым устилали наш маршрут.
Хорошо получается, сказал он, с глазами влажными от волнения.
Он был очень-уважаемым человеком, сказал я, осторожно подбирая слова.
Тумп кивнул, удовлетворённый, и отвернулся обратно.
В конце проспекта, дорога делилась на две более узких улицы. Левое ответвление вело к илистому берегу и причалам; правое, вдоль Ривехиз. Между ними, среди тёмно-зелёных корявых тисовых деревьев, сверкающих маслянистыми кроваво-красными ягодами, располагалось Кладбище Аделаиды, чёрные чугунные перила отделяли его от дорог с обеих сторон. Мы промаршировали под заунывный вой между толпами глазеющих наблюдателей к арочному входу, его высокие кованные ворота были украшены львами и ягнятами, и остановились.
Я выглянул над головами на покинутый дом напротив. Там не было ни признака Ады Гуссэйдж или кого-либо ещё ни в одном из множества окон дома.
По сигналу Тумпа МакКоннелла, пятеро других из тех, кто нёс гроб - каждый столь же высокий, как он сам, хотя ни один из них не был так широк - стянули свои плоские кепки и ухватили край гроба. На другой стороне катафалка, члены банды Отстойника проделали то же самое. Затем, подняв гроб с повозки, они
Все вокруг стояли тихо. Затем, под угрюмый бой, мы снова зашагали, нырнув под арку, и оказались на кладбище.
Это было печальное место, без сомнений. Низкий, клубящийся туман извивался у наших ног, и тисы с листвой цвета зелёного бутылочного стекла мягко шуршали, закрывая солнце и заглушая пространство - и заставляя волосы у меня на загривке вставать дыбом.
Я не был единственным, кто чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Ряды провожающих Императора за моей спиной, казалось, это место беспокоит не меньше меня. Некоторые из них с тревогой оглядывались вокруг, бросая украдкой взгляды через плечо или вытягивая шеи, всматриваясь нервно в тени меж раскидистых деревьев. Один из Тушильшиков, с характерным мерцанием кольца свечей вокруг полей своей шляпы), внезапно отшатнулся, оскалившись от страха - прежде чем застенчиво прийти в себя. Один из Сального Ганга вытащил жёлтый платок из кармана своего вощёного сюртука с длинными узкими пуговицами и промокнул лоб.
Затем я заметил Лола - одного из головорезов, которые напали на меня и Уилла вчера. Наши взгляды встретились, и я заметил, что его глаза наполнены ужасом.
От этого места у меня мурашки по коже, услышал я шёпот Уилла.
У меня тоже, Уилл, прошептал я в ответ. И у них , им тут явно не нравиться, добавил я, кивая назад на двух жеребцов у ворот кладбища, которые топтали землю и нервно ржали, пока их несчастный возница изо всех сил пытался удержать их на месте.
Стюарды, тем временем, метались между нами, раздавая инструкции. Мы заняли наши места в широком круге вокруг могилы, двенадцать банд сформировались в дюжину узких клиньев, вроде пятиминутных секций на гигантских часах. Мы с Уиллом стояли с Крысоловами, держа наши цилиндры в руках, прямо за огромным мраморным надгробьем, свежепривезённым со двора камнерезов, высеченным и отполированным только этим утром. Оно отмечало место последнего упокоения Императора. Перед нами стоял викарий, кивая каждому из провожающих в ответ, по мере того, как они прибывали.
Преподобный Симеон Спул, так его звали. Он был сухой сутулый человек с тонкими, льняными волосами, с низким пробором на одной стороне, и отскакивающими от него волосами вверх и вниз, словно переплетённая солома, каждый раз, как он кивал. Из того, что я слышал, у него некогда был приход на Галоп Роу, полный прекрасных джентльменов и щедрых на благотворительность дам. Но любовь к портвейну и азартным играм на улиточных бегах погубила его. Архиерей разобрался с разразившимся скандалом, отправив его в полуразрушенную часовню на причалах. Там, он был сам по себе. Но когда бандиты щёлкнули пальцами, он прыгнул. Добрый преподобный явно нервничал - но опять же, кто бы нет на этом мрачном погосте, в окружении самых грозных обитателей Причалов Гатлинга?
Д-д-доброе у-у-утро, М-Мистер Мак-Мак-Мак-Мак ...
Тумп среди прочих, кто нёс гроб, мягко опустил его рядом с могилой среди венков и букетов, заранее доставленных на кладбище. Затем он медленно распрямился, расправив плечи и улыбнулся Преподобному Спулу.
Мак ... Коннелл, договорил несчастный викарий, выплёвывая наконец имя. Его лицо было столь бледно, что выглядело так, будто Банда Мешок Муки нанесла ему визит.
Если такое утро, как это, можно назвать "хорошим," Викарий, сказал Тумп, кивая торжественно на гроб.