Барометр падает
Шрифт:
Дело за малым — победить.
У меня — час одиночества. Переводчики, консультанты, технические руководители, тренеры, врачи и прочие важные люди не должны отвлекать меня от медитации. И от поедания икры, да. Последняя баночка. Должна была быть ещё — но пропала по пути с Востока на Запад. Будем считать, самоликвидировалась. Это бывает. Горничная ли оскоромилась, или кто-то ещё, не суть важно (хотя я догадываюсь), на сегодня икра есть, а завтра я улетаю. Признаться, и рефлекс выработался: чёрная игра — к серьёзному шахматному поединку. А хочется чего-то несерьезного. Поваляться на берегу тёплого моря, на
Но рано, рано расслабляться. Заправлены в желудки жиры и витамины, как мы пели в пионерском лагере «Искра». А раз заправлены — нужно отрабатывать каждую калорию, мы же не тунеядцы.
Номер у меня неплохой. Чего уж там — хороший номер. Но там, в Восточном Берлине, я смотрел на мир с тридцать третьего этажа, а тут — с третьего. И вижу лишь часть улицы, дом напротив, и… и всё.
Невольно тянет выйти. А кто мне мешает? Никто мне не мешает. Хотя наши все здесь, ждут начала. В гостинице поселились двое, Миколчук и Алла, остальные по-прежнему наездами. Непутёвого Доломатского вчера отправили в Москву, подальше от соблазнов: немецкие товарищи решили, что пусть с ним разбирается советская сторона. Сам Доломатский настаивает, что это была проверка бдительности. Проверил. Бдительность на высоте.
И я, накинув плащ, вышел из номера. Прогуляться, у меня в запасе сорок пять минут.
Тут как тут Алла. Скучно ей одной, хочет пройтись со мной.
Я польщен, отвечаю. И мы гуляем. Недалеко. Дошли до скверика, присели. Алла начала жаловаться на тесноту. То есть ей лично не тесно, но каково жителям Западного Берлина!
— Им же с детства внушают, что наша Германия только и ждёт минуты, чтобы их захватить! И вот представьте, Михаил: кругом враги! Буквально кругом, за стенами города -танки, танки, танки. Со всех сторон света! Западная Германия далеко! Дорогу туда моментально перережут, и небо тоже закроют, получается, они в ловушке! И башня!
— А что башня?
— Она словно надзирает за городом, следит за каждым, словно глаз! Её так и зовут — око Саурона!
— Кого?
— Это злой волшебник, из сказки.
— Пусть волшебник, но почему злой? Я думаю, что для большинства немцев эта башня — символ мира и добра. И, конечно, благодаря башне они могут смотреть телевидение демократической Германии. Смотреть и сравнивать. Здесь — безработица, здесь — тревоги, здесь неуверенность не то, что в завтрашнем — во вчерашнем дне! А там — великие перспективы. Так что, думаю, не в страхе живут здешние немцы, а, напротив, живут с надеждой.
— Это конечно, простые немцы мечтают о социализме, — согласилась Алла. — Но капиталисты, каково им?
— Вот уж о ком не тревожусь, — ответил я. И замолчал.
Пришлось замолчать и Алле. Откуда она знает Око Саурона? На русский язык Толкина не переводили. Читала по-немецки? Ну, может быть. В Клайпеде моряки сдают прочитанные книги в букинистику. Или она и английским владеет?
Так мы сидели, пока не вышло время.
Зал был полон — впрочем, как и всегда. Для Западного Берлина матч — большое событие, тем более, протекает он в борьбе острой и нервной. Моё чемпионство висит на ниточке: закончится игра вничью — и прощай, корона. О проигрыше и не говорю. Отложенную позицию газетные
Судья вскрыл конверт, сделал на доске записанный ход.
Партия вновь ожила.
Играем осторожно. Ход, другой, третий. И тут Анатолий жертвует слона за пешку. Потом ладью за моего слона. Зал в недоумении. Шум и ропот.
А! вот оно что! Остроумно, очень остроумно. Если я беру сразу, то форсированно возникает эндшпиль, где против короля черных у меня два коня — и король, разумеется. Двумя конями мат сопернику не поставить, если тот играет внимательно. Потому Карпов и выбрал этот вариант. Для него ничья равнозначна победе.
Думаю, думаю, думаю — и нахожу вариант, в котором у чёрных остаётся пешка. Два коня поставить мат одинокому королю не могут. Но если у черных есть ещё пешка — другое дело! Эндшпиль кометы Галлея! Пешка не помогает чёрным, напротив, она их губит. Такая уж игра шахматы: в нужный момент у чёрных не будет пата, пешка сможет сделать ход, чем и воспользуются белые.
Иду на вариант. Вижу, Карпов расстроен, но не очень. Ну да, позиция теоретически выиграна для белых. Но есть «но». На то, чтобы поставить мат, мне отпущено ровно пятьдесят ходов. А удастся ли управиться в полтинник?
Считаю, считаю, считаю… А время идёт.
Хожу. Соперник отвечает. Зрители замерли. Загибают пальцы. Демонстраторы пишут на доске ходы мелом, постепенно уменьшая буквы — чтобы поместились.
Вот и Карпов задумался. Потом опять. Не такое простое это дело — бегать от мата. Хорошо хоть, доска невелика, восемь на восемь, особо не разбежишься.
Доброхоты в зале считают ходы вслух. Образовалось хоровое общество. Судья взывал к тишине, но напрасно. Никто, ни я, ни Анатолий не протестовали: нам тоже важно знать. Пусть считают.
Сорок третий ход — от последнего взятия. Сорок четвертый. Сорок пятый. Черным мат на сорок девятом. Карпов это видит, но из уважения к зрителям продолжает игру — пусть и они увидят. Или вдруг я обдёрнусь, такое иногда с игроками случается.
Случается. Но не со мной. На сорок девятом ходу я ставлю мат.
Выиграл партию. Свел матч вничью. Сохранил корону.
Карпов пожимает мне руку.
— Ну и ладно. Не корову же проиграл, — говорит он. Мы оба смеёмся, немного нервно.
— Мы строили, строили, и, наконец, построили, — отвечаю я.
Да, прежде всего испытываешь облегчение, как марафонец, добежавший до финиша и оставшийся в живых. Жив, и славно, если жив.
А зал устроил нам овацию, и фотокорреспонденты слепили вспышками. Но очки мы не надели, теперь можно и так, пусть видят усталые лица.
Затем мы разошлись по углам ринга. То есть в свои покои. Малость передохнуть перед церемонией награждения и закрытия матча.
Миколчук, да и все остальные радовались. Победа! Пусть матч завершился вничью, но главная цель, удержание титула, достигнута. Под мудрым руководством. Чижик выиграл решающую партию матча и сохранил звание чемпиона мира — эта весть летит по всему миру. Родина слышит, Родина знает!