Барон и Звезды
Шрифт:
6
Джон наблюдал за грациозными движениями молодой женщины. В ушах у нее подрагивали изумруды, черные глаза сверкали... и даже слишком... каким-то неестественным огнем.
– Можно мне сесть?
Мэннеринг мгновенно вскочил и предложил ей кресло.
– Прошу вас!
– Мне будет удобнее в вашей постели, – с наивным бесстыдством улыбнулась Минкс.
Когда молодая женщина улыбалась, уголки ее губ поднимались на равную высоту, шрам исчезал, и она становилась невероятно красивой. Минкс улеглась на кушетку – красный
– Я полагаю, вы – секретное оружие милейшего Грюнфельда? – насмешливо поинтересовался он. – И сейчас вы станете доказывать, что я буду последним идиотом, если не соглашусь вступить в вашу веселую труппу акробатов? Кстати, вы-то тут что делаете? Грюнфельд – лицо вполне классическое, главарь международной банды.
Он, кажется, немец... Лаба – обыкновенный наемный убийца... Новы...
– О, у меня нет выбора, – ответила, пожимая плечами, Минкс. Красный пеньюар слегка распахнулся.
– Нет выбора? Разве вы не свободны и не достигли совершеннолетия?
– Да, я, конечно, совершеннолетняя. А вот насчет свободы...
Тут ее слишком бледные ноздри невольно сжались, и Джон понял: ну конечно же, Грюнфельд снабжает ее наркотиками!
– Вы ошибаетесь, Мэннеринг: вовсе не Лью послал меня сюда. Более того, он бы пришел в дикое исступление, увидев меня сейчас. Лью ужасающе ревнив! К счастью, и он, и Лаба уехали на всю ночь.
– И вы надеетесь, что я вам поверю? А вооруженный до зубов страж у двери? Он что, тоже вышел на минутку?
– Арамбур? О нет! Но этот человек меня обожает и ничего никому не скажет. Так что же вы решили делать, Джон? Ведь я могу называть вас по имени, не правда ли?
– О, пожалуйста! Но я ничего не решал, я спал.
Прекрасные черные глаза сверкнули.
– Вы согласитесь?
– А вам-то какая разница?
– Если вы будете работать с нами, я смогу часто вас видеть, – без всякого жеманства ответила Минкс. – И потом, по-моему, на этой земле не так уж много привлекательных мужчин, чтобы позволить себе роскошь отправлять их на дно Темзы. А именно такая судьба вас и ожидает, можете мне поверить. Этому мерзавцу Лью все едино – покойником больше, покойником меньше!
Джон, которого эта тирада очень позабавила, улыбнулся.
– Весьма польщен таким интересом к моей особе, дорогой друг. Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, позвольте вернуться к прерванным сновидениям. Уже половина десятого – все послушные дети давно спят.
И Мэннеринг вежливо указал ей на дверь. Минкс не рассердилась, а только вздохнула.
– И вы можете спать, зная, что вас ожидает?
– Да то-то и оно, что ничего я не знаю! И мне необходимо с утра иметь свежую голову. Уж я найду какой-нибудь выход. Всегда находил и теперь найду!
– Это потому, что вы еще никогда не имели дела с Лью, – Минкс вдруг страшно рассердилась. – И не надейтесь, что сможете обвести его вокруг пальца, – он слишком хитер. Да и Лаба
Джон вздохнул.
– Право же, вам следовало бы быть серьезнее, дитя мое.
– Неужели я вам нисколечко не нравлюсь? – с очаровательной гримаской прошептала Минкс.
– Вы очень красивы, и знаете об этом. Но в данный момент мне могло бы понравиться только одно: ключи!
Джон подошел к ней, наклонился и положил руки на обнаженные плечи молодой женщины.
– Минкс, вы и в самом деле пришли помочь мне?
– Да... хотя бы попытаться...
– Так скажите же, как отсюда выбраться! Я очень богат идам вам все, что захотите. Я спрячу вас от Грюнфельда, и он никогда вас не найдет. К тому же я очень скоро отправлю его за решетку. И не рассказывайте, будто вам доставляет удовольствие быть с ним в союзе: дураку ясно, что вы его терпеть не можете! Но если вы захотите, я готов ничего не сообщать полиции в течение суток. Таким образом, у ваших приятелей будет достаточно времени, чтобы скрыться. Но только помогите мне выбраться отсюда!
Джон почувствовал, как вздрогнули золотистые плечи под его руками.
– Я не могу! При всем желании не могу! Я не знаю, как отсюда выйти, и никто не знает, кроме Лью и Лаба. Внешние двери закрываются и открываются автоматически, и никто из нас ни разу не видел кнопок. Если кому-то нужно выйти или войти, нас всегда провожает либо Лаба, либо сам Грюнфельд.
Джон понял, что она говорит правду, и выпрямился.
– Ясно, – огорченно вздохнул он.
– Вы хоть верите мне? Я бы так хотела сделать что-нибудь...
Минкс не договорила. Слова застыли у нее на губах, а глаза с ужасом смотрели на дверь. В один миг страх так исказил ее лицо, что, казалось, несчастная женщина постарела сразу лет на двадцать. Джон, даже не оборачиваясь, понял, что вошел Грюнфельд. Он повернулся на каблуках и убедился, что не ошибся: в дверях стоял не только Грюнфельд, но и Лаба и еще один бандит, такой же смуглый, как и француз.
Они не стали терять времени даром. Одним прыжком Лаба подскочил к Джону и грубо оттолкнул его. Грюнфельд подошел к молодой женщине. Она все еще лежала на кушетке, и рот ее скривился в беззвучном крике ужаса. Бандит наотмашь ударил Минкс по лицу.
Один раз, два, три... Удары сыпались с жутким глухим плеском.
– Грязная шлюха!
Жирная рука снова поднялась, но Джон, задыхаясь от бешенства, приказал:
– Я думаю, хватит, Грюнфельд!
Казалось, этот спокойный голос отрезвил бандита, как холодный душ. Он обернулся:
– Избавь нас от этого сердцееда, Лаба! Хочешь – кинь его в реку. Большего он не заслуживает. А что касается молодой особы, то раз ей так нравится эта комната, она проведет здесь восемь дней. Ей будут приносить еду, но больше ничего. Понятно, Минкс? Это научит тебя, как ворковать с первым попавшимся мерзавцем!