Барон Маннергейм в 52-м драгунском (18-м гусарском) Нежинском полку. Азиатская экспедиция 1906–1908

Карский Александр Александрович

А на рассвете 12 января войска 2-й Маньчжурской армии перешли в наступление на левый фланг окопавшейся японской армии генерала Оку. Операция эта готовилась давно, с конца ноября. Как раз в ноябре командующим 2-й армией был назначен, при особом Высочайшем рескрипте, многоопытный и отважный генерал от инфантерии, генерал-адъютант О.-Ф. К. Грипенберг (1838–19 1 5). Родился он в Великом княжестве Финляндском, а происходил из старинного дворянского рода со шведскими корнями. Фамилию генерала зачастую пишут Гриппенберг, на немецкий манер, однако в оригинале, по-фински, от рождения он – Oskar Ferdinand Casimir Gripenberg.

Новый командующий армией сразу после своего назначения стал настаивать

на переходе к наступательным действиям. Этого жаждали все: и армия, уязвленная чередой неудач, и общество, в котором заколебалась уверенность в способностях правительства и высшего генералитета. Несомненно, появление в Маньчжурии такой фигуры как генерал-адъютант О.-Ф. К. Грипенберг воодушевило фронтовиков. Даже показалось, что в войне может наступить долгожданный перелом.

В «Мемуарах» барона К. Г. Э. Маннергейма читаем:

«В январе наш полк принимал участие в известном наступлении на Сандепу – им руководил мой соотечественник Оскар Гриппенберг, известный со времен туркестанской войны. Таким образом, я получил возможность участвовать в единственной в своем роде широкомасштабной военной операции – единственной в том смысле, что, по крайней мере, ее начало было многообещающим. Нам следовало вклиниться в левый фланг противника и разведать возможности для крупного удара по оборонительным укреплениям японцев».

52-й драгунский Нежинский полк участвовал в операции под Сандепу не с самого начала, и о его действиях сохранилась самая скудная информация. Вообще о боях 2-й армии в январе 1905 года имеется специальная литература, в частности, брошюра полковника Генерального штаба В. Ф. Новицкого «Сандепу». Однако в этой работе среди участников январского наступления почему-то даже не упомянут Нежинский драгунский полк. Что же касается последовательности и характера боев в целом, то, надо отдать должное, разобраны они довольно основательно.

Первые два дня сражения не позволили 2-й Маньчжурской армии сломить сопротивление японцев и удачно развить наступление. При большой разбросанности частей так и не удалось наладить четкую работу связи и оперативное управление войсками. Части атаковали разрозненно и довольно вяло.

Впрочем, как выяснилось, этим грешили и изначальные планы командования: роль атакующего, как правило, отводилась только одному какому-либо соединению, остальные должны были лишь демонстрировать и поддерживать артиллерийским огнем. Поэтому и не удалось ни взять вражеские опорные пункты в клещи, ни совершить глубокий стратегический охват. Вечером 1 3 января показалось было, что укрепленная деревня Сандепу захвачена 14-й пехотной дивизией VIII-го армейского корпуса. Внезапно обнаружилось, что всего в 500–600 шагах восточнее имеется еще одна укрепленная деревня, из которой ведется убийственный огонь. Пришлось отступить. Позже выяснилось, что в темноте был занят всего лишь выселок, а огонь по наступавшей пехоте обрушился как раз из Сандепу…

Именно тогда решено было подтянуть к месту событий драгунскую бригаду. Лучше всего запутанную череду событий, сбивчивость получаемых приказов и непредсказуемость тактического маневрирования передает «Дневник военных действий 52-го драгунского Нежинского полка».

Поздно вечером 1 3 января командир Нежинцев полковник П. А. Стахович получил приказ: по распоряжению Главнокомандующего полк должен к рассвету 14 января, в составе 2-й Отдельной кавалерийской бригады, занять деревню Хуанди, находящуюся в районе V-го корпуса. При этом вся бригада поступала в распоряжение командира Х-го корпуса генерал-лейтенанта К. В. Церпицкого. Первоначально бригада предназначалась для того, чтобы, заняв Хуанди, поддержать оттуда атаку пехоты

на деревню Сандепу. Но когда драгуны прибыли в расположение штаба Х-го корпуса, пришло донесение, что деревня Сандепу уже захвачена, а потому бригаду направили в резерв, в деревню Синьтайцзы. Однако вскоре выяснилось, что Сандепу не взята, поэтому вновь поступило приказание идти в Хуанди. Через два часа и это приказание было отменено. Весьма красноречивая путаница! В конце концов, пришел приказ все-таки обосноваться в Синьтайцзы и выслать вперед от Черниговского и Нежинского полков по эскадрону. 1-й эскадрон Черниговцев ускакал в Хуанди. А от Нежинцев 1-й эскадрон был направлен в деревню Гуцзяцзы, причем ему надлежало выслать разъезд на 15 верст вперед. Однако оказалось, что уже в трех верстах к югу были расположены сплошные неприятельские окопы. Дозоры подобрались почти к самым окопам, где и были окружены. Им все-таки чудом удалось прорваться, правда, один унтер-офицер был серьезно ранен.

Вот так, с неразберихи и потерь, начиналось для драгун Нежинского полка участие в операция. Впрочем, тогда, после первых двух-трех дней, она уже неудержимо шла на убыль. Боевые действия перестали носить общий наступательный характер и сводились лишь к весьма медленной подготовке повторной атаки на Сандепу, постоянно откладываемой из-за того, что противник на некоторых участках сам контратаковал. Таким образом, происходил переход от активных, хотя и вялых, действий – к пассивным.

Запись за 1 5 января в «Дневнике военных действий 52-го драгунского Нежинского полка» открывается словами:

«В 1 2 час. дня первый эскадрон Черниговского полка был сменен четвертым и шестым эскадронами Нежинского полка…»

Именно в этот момент в воспоминаниях хорунжего (корнета) А. Н. Панчулидзева вновь возникает барон Маннергейм:

«1 5-го утром наш эскадрон получил приказание выступить в дер. Хуанди на смену эскадрону Черниговцев… За эскадроном приехал в Хуанди подполковник барон Маннергейм».

И далее:

«Пока шла лишь незначительна перестрелка между пехотой, подполковник барон Маннергейм, ротмистр Дросси, корнеты: Сиверс, Крыжановский и я, а также вольноопределяющиеся Цирус, Нитче и Терентьев вошли в фанзу и заварили чай. Крыжановский достал консервы, а барон Маннергейм отличный коньяк, и мы принялись закусывать».

Кавалеристы находились на северной окраине деревни Хуанди. От взоров неприятеля они были скрыты рядами фанз. Тем временем в четырех верстах от них к юго-западу продолжался вялый бой за Сандепу. Японцы на центральном участке сами перешли в наступление. По приказу командующего 2-й армией генерал-адъютанта Грипенберга, Х армейскому корпусу генерал-лейтенанта К. В. Церпицкого следовало угрожать Сандепу с востока, однако эти действия носили уже, скорее, отвлекающий характер. В 3 часа дня русские батареи, расположенные на южной опушке Хуанди и замаскированные гаоляном, открыли огонь по двум деревням, на которые была направлена атака 12 1-го Пензенского, 12 2-го Тамбовского и 12 3-го Козловского пехотных полков из 3 1-й дивизии Х-го корпуса.

«Барон Маннергейм, А. Д. Дросси и Сиверс вышли из фанзы и направились к орудиям, откуда были ясно видны наши цепи, залегшие несколько впереди, и деревни Лабатай и Сяотайцзы. Крыжановский и я поспешили докончить наш завтрак и также пошли на батарею, где бар. Маннергейм и Сиверс рассматривали в бинокли видневшуюся японскую пехоту, отвечавшую нам ружейным огнем…».

Узнав о начале наступления войск Х корпуса, Главнокомандующий лично позвонил в штаб 2-й армии и, как всегда, опасливо заявил: