Барракуда

Лунина Татьяна

— Нельзя так сильно царапать кожу, детка, — заметила мать. — Это вредно для луковиц.

В ответ «детка» остервенело заскребла ногтями. Мария Павловна вздохнула и закрыла дверь. «Надо что-то делать, — мрачно думала Кристина, погружаясь в горячую пенистую воду. — Я хамею с каждым днем, остановиться не могу, но если буду молча терпеть да сдерживаться — сдохну. Черт, нужно быть ангелом, чтобы выносить рядом эту лицемерку! Ведь не любила отца, пилила только вечно. А сейчас — прямо образец вдовьей скорби и смирения. Зануда!»

В прихожей стояла одетая Мария Павловна.

— С легким паром! Я заварила свежий чай. В хлебнице —

бублики, на столе — конфеты.

— Спасибо. Ты далеко?

— Заскочу к Людмиле Ивановне, потом на работу. Буду сегодня поздно, не жди, ужинай без меня — она чмокнула распаренную розовую щеку. — Отдыхай, милая, тебе никто мешать не будет. Пока! — и вышла за порог.

Девушка вздохнула. Мать по-своему ее любит, а какой была женой — судить мужу, не дочери. Не дело детей — родителей судить. Этот суд слишком субъективен, чтобы быть справедливым.

У телефона белел листок, вырванный из блокнота, рядом с цифрами четко: Кирилл. Она задумалась: Кириллов в знакомых не числилось. Налила из заварочного чайника крепкий душистый чай, хрустнула бубликом и со спокойной совестью принялась наслаждаться бездельем. Над ухом уютно бубнило радио, за окном падал пушистый снег, в квартире — покой и тепло. «Может, это счастье? — философски размышляла новоявленная сибаритка. — Когда никто не напрягает, ничто не беспокоит, не заставляет суетиться. Кто сказал, что праздность — ложе сатаны? Видно, тот умник не вкалывал, как проклятый, — балдел у окошка и придумывал идиотские афоризмы. А трудоголик отдыхом силен, — вывела формулу рабочая лошадка. И безжалостно подвела черту. — Все остальное — бред и химера!» Но полностью расслабиться не удавалось: мешало имя на листке. Незнакомое «Кирилл» царапало память и требовало позвонить. В конце концов, беспамятная не выдержала.

— Старший следователь Жигунов слушает, — ошарашил чужой голос.

«Мама дорогая, — бросила трубку, будто змею, — во что я вляпалась?» Чай пить расхотелось. Она вымыла чашку и поплелась в свою комнату — вникать в науку. Однако умные слова в голову не спешили — прыгали перед глазами, корчили рожи и мешали сосредоточиться, не вооруженные смыслом, но опасные для репутации зачетки. «Черт, — долбанула рукой печатную шелупонь, — это же хмырь, у которого моя сережка, точно! Я должна была с ним встретиться в тот вечер, когда умер отец». Она снова взялась накручивать телефонный диск.

— Старший следователь Жигунов слушает.

— Добрый день! Можно Кирилла?

— Слушаю вас.

— Это Кристина. Вы просили позвонить.

— Да, конечно! Ваша сережка, Кристина, оттягивает мне руку и камнем лежит на душе, — шутливо пожаловался грозный страж. Он с такой радостью и удовольствием произносил ее имя, что владелица загордилась.

— Хорошо, — не знамо что важно подтвердила она. — Когда я могу ее получить?

— Да хоть сегодня! Вечером вам удобно? Часов в семь?

— Хорошо.

Договорились встретиться там же: метро «Маяковская», центр зала.

* * *

Она уныло бродила по центровой диагонали, от пролета к пролету, тыкаясь в колонны. Старший следователь запаздывал, наверное, ловил бандитов. А вот воспоминания себя ждать не заставили, нахлынули со страшной силой и сдавливали сердце недавней бедой. Ступени того же эскалатора, официантка с птичьим носом, пакет с нелепым скотчем, рыжий

мех на полу. И страшный крик… Господи, да если б знала, что в последний раз — простила все! Сама просила бы прощенья — за непонимание и глупую обиду, за детский эгоизм, за собственную примитивную ревность. Тогда она не хотела видеть отца, теперь он сам никогда не покажется. Сеяла нетерпимость — пожинает наказание. Потому что жить с этим чувством вины невозможно, а как освободиться — никто не подскажет.

— Добрый вечер, Кристина! Извините, что опоздал, — ей расплывался во весь рот тот, кто пытал четыре года назад, когда выпала из окна бывшая каскадерша. И уже успел стать старшим.

— Здравствуйте, не стоит извиняться. Я понимаю, что вас задержали дела.

— Спасибо, может, поднимемся? Выпьем по чашке кофе? Честно говоря, у меня после завтрака — ни маковой росинки во рту.

— Простите, я очень спешу, дел много, — достаточно вежливо, но твердо отказалась Кристина. С какой стати тратить время на этого сыщика? Сережку сыскал — и спасибо, а всякое излишество портит впечатление. Остаются, правда, без ответа кое-какие вопросы, но здесь важнее результат, процесс обойдется. Она нацепила улыбку и ласково спросила. — Могу я получить свою сережку?

— Да, конечно, — с явным сожалением полез в карман Жигунов. — И как девушки умудряются носить такое в ушах? Это же настоящее орудие убийства! Я даже палец вашей сережкой проколол, — весело признался он, протягивая коробочку. — Вот, возвращаю в целости и сохранности. Не теряйте, я не всегда под рукой.

— Спасибо! — искренне поблагодарила Кристина. И не удержалась от любопытства. — А все-таки, где вы ее нашли?

— Никакой тайны! Она валялась на полу, в баре телецентра, где вы пили кофе, — охотно пояснил Кирилл. — Тогда еще парень уронил колбасу в вашу чашку, припоминаете?

В памяти всплыл самоуверенный хлыщ в модном костюме, рассыпанные по полу вещи из сумки и недовольное лицо Ордынцева.

— Господи, так это были вы! А что у нас тогда делали? Допрашивали кого или устраивали засаду на бандитов?

— Нет, меня пригласили в «Человек и закон», — развеселился сыщик. — Послушайте, Кристина, выпейте со мной кофейку, а? И я вам все подробно расскажу. Больше получаса не займу, обещаю.

На нее весело смотрел приятный парень, который вернул отцовский подарок. Не хам, явно не дурак, не поленился дозвониться, купить футляр для одной сережки и приволочься сюда после работы. Усталый, голодный, неизвестно от чего оторванный. «Вот и пусть топает к себе наворачивать котлеты с борщом! Кофе — для сытых и довольных, оголодавшим работягам надо тянуться к дому», — вынесла беспощадный приговор голодному сытая, открывая рот для отказа. И клацнула зубами.

Прямо на них шел Евгений Александрович. Пустой, чужой, равнодушный взгляд — так смотрит контролер на пассажира, или врач на покойника, слон на моську, да мало ли! Когда нет эмоций, а живой интерес подменяет холодное любопытство — только так и смотрят. Рядом вышагивала длинноногая красотка в роскошной шубе и что-то сердито выговаривала знаменитости. Потом вдруг расхохоталась и по-хозяйски чмокнула его в щеку.

— Пойдемте пить ваш кофе, — презрительно усмехнулась счастливой паре одиночка. — Только не в кафе рядом с метро. У меня там недавно умер отец, — неизвестно зачем доложилась постороннему человеку. И проглотила ком в горле. — Пойдемте, здесь душно.