Барракуда
Шрифт:
— Ты с меня пример не бери, — втолковывала дочери мать редкими вечерами, сводившими их вместе. — Я всю жизнь страдала заниженной самооценкой, оттого и не жила — прозябала. Конечно, были и у меня свои радости, — спохватилась «неудачница», наткнувшись на дочкин взгляд, — семья, например. Ты же знаешь, как я любила твоего отца. Но семья не всегда делает женщину счастливой, иначе тогда откуда столько унылых лиц? Обрати внимание: чем больше хозяйственная сумка, тем менее привлекательна женщина. А с чего быть красавицей? Когда голова забита, как протянуть от зарплаты до зарплаты,
— Лучше поздно, чем никогда, — равнодушно добавлял огрызок семьи.
— А ты молодая, красивая, умная, — не слушая, продолжала Мария Павловна, — грех не воспользоваться этим.
Вдова с шестимесячным стажем изменилась: стала пользоваться косметикой, модно стриглась и повадилась хаживать по театрам. Дочь эти перемены не трогали, а материнские попытки учить жизни вызывали скуку. Кристина научилась глохнуть по заказу, и с кротким видом пропускать весь этот бред мимо ушей. Сегодня у Марии Павловны был очередной культпоход.
Девушка посмотрела на часы: двадцать минут восьмого. Все! Пора двигать домой, и наслаждаться покоем, Чейзом и чайком. Она развернулась на девяносто градусов.
— Торопиться не надо, — остановил насмешливый голос, — спешка хороша при ловле блох, — рядом невесть откуда возник Ордынцев. С какой стороны подкрался — не понять, выпрыгнул, как черт из табакерки. Беззаботный, довольный, в светлом костюме, темно-коричневой, с распахнутым воротом рубашке и бежевых замшевых туфлях. На смеющемся лице ни тени раскаяния за опоздание. — Извини, застряли в пробке. Пошли! — и показал спину, как всегда уверенный, что за ним последуют. Последовала.
Переднее сиденье режиссерской «Волги» было занято молодой блондинкой в темных очках. «Переводчица», — решила Кристина, устраиваясь сзади. Ходили слухи, что Ордынцева приглашали немцы снимать какой-то совместный фильм.
— Добрый вечер! — вежливо поздоровалась ассистент режиссера.
— Здравствуйте! — отозвалась блондинка, не поворачивая головы.
— Не попасть бы снова в пробку, — пробормотал Евгений Александрович, выжимая сцепление.
Задняя пассажирка тупо пялилась в затылок передней: где-то мелькал уже перед ней и этот белесый хвост с бантом, и бриллианты в ушах, и гусиная шея. «Мы раньше встречались, — все больше убеждалась задняя, — только где?» Но память скрытничала, а пытать ее особой нужды не было и, промаявшись пару минут, Кристина рассталась с надменным затылком.
Проскочили центр, выехали на окраину, покатили по Рязанскому шоссе. Негромко наигрывал джаз на кассете, двое впереди изредка перебрасывались короткими фразами, из которых было ясно, что ничего не ясно, а на заднем сидении лениво боролась с дремой третья. Наконец, машина остановилась.
— Приехали! — вырвал из дремы энергичный голос.
Кристина открыла глаза. Рубленая изба с затейливым порожком, ухоженный газон и розовые кусты, елки на пару с березками, музыка из-за круглых отшлифованных бревен — скорее здесь развлекаются, чем обсуждают важные дела.
— Добро пожаловать, Евгений Саныч! Не волнуйтесь, пожалуйста, припаркую вашу волжаночку как положено. Извините, в прошлый раз неувязка вышла.
— Что, Василий, и на старуху случилась проруха? — добродушно пророкотал Ордынцев.
Кристина слушала бессвязную галиматью и ничего не понимала. Куда ее привезли? Зачем? И кого она должна ублажать? Девица впереди открыла дверцу, вышла, лениво потянулась и застыла к избушке передом, к Кристине задом.
— А ты что же? Так и будешь сидеть с опрокинутым лицом? Я ведь сказал: приехали, — соизволил вспомнить режиссер о своем ассистенте.
— Евгений Александрович, — постаралась та придать голосу твердость, — вы уверены, что мое присутствие необходимо?
— Подвергаешь сомнениям мои умственные способности? Так я тебе отвечу: умен не тот, кто знает много, а тот, чьи знания полезны, — и весело добавил. — А старших слушать младшие должны беспрекословно. Выпрыгивай на волю!
Выпрыгнула, кто же в этой ситуации осмелится перечить?
— Ой! — от нечаянного толчка в спину блондинка резко развернулась.
— Простите, — пробормотала «слониха».
Приехали! И та, что прибыла первой, действительно встречалась раньше: в метро, когда по-хозяйски целовала Ордынцева. Не парковать бы нерадивому Васе режиссерскую волжанку, а отбуксировать в глухой лесок ассистента, подальше от голого короля и его жеманной фаворитки. Кристину распирала злость: и кой черт сюда затесалась? Фальшивить, притворяться или, может, обслуживать знать?
— Уже познакомились? — как ни в чем не бывало спросил Ордынцев.
— Не успели, — мило улыбнулась девица, — тебя ждем, — в темных глазах застыли льдинки, только слепой мог бы их не заметить.
— Вот и славно, — обрадовался «король», — пошли, девочки! — и, обняв обеих за плечи, повел к резному крыльцу. Ну чисто царь Дадон со своей шамаханской царицей и курицей, косящей под петуха.
Конечно, это был ресторан. С официантами, ряженными под половых, белоснежными скатерками, дымящимися горшочками на подносах, запотевшими графинчиками и кувшинами на столах, за которыми подкреплялись немногочисленные посетители. Место критически настроенной гостье не понравилось: кич с претензией на ностальгию по кабацкой Руси. Едва вошли, перед носом тут же проявился очередной малый лет сорока.
— Добрый вечер! — приветствовал почтительно.
— Надеюсь, что так и будет, — пошутил Ордынцев. — Здравствуй, Иван! Что-то у вас сегодня народу многовато.
— Так ведь пятница, Евгений Александрович! Слава Богу, есть еще на Москве-матушке, кто понимает в жизни толк, — разглагольствовал знаток, подводя гостей к столику у окна. — Прошу, устраивайтесь.
Устроились уютно: два голубка напротив белой вороны. Подпоясанный малый в косоворотке и сапогах принес меню. Вокруг звякали, чокались, жевали, переговаривались и посмеивались. А у нее звенело в ушах, скакали буквы перед глазами, и кто-то дергал за язык, готовый выпустить на волю много всяких разных слов.