Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Бару стиснула зубы.
Пора!
— Барабанщики! — едва не поперхнувшись, крикнула она. — Сигнальте: сомкнуть щиты, готовиться к обстрелу!
Во рту стало солоно от крови из прокушенной щеки.
Но Каттлсон опередил ее — по «Армии волка» уже открыли огонь.
В мгновение ока Фалькрестские хвачхи выпустили две сотни ракетных стрел со стальными наконечниками. Пристрелочный залп. Проследив за огненными шлейфами, наводчики взяли поправку на расстояние и ветер и первыми начали Зирохскую
В ту же секунду они выпустили шесть с лишком сотен стрел.
Долина засверкала от искр их ракет и потемнела, где смертоносная туча заслонила солнце. Воины «Армии волка» застыли, завороженные чудовищным фейерверком. С восторгом смотрели они на приближающуюся смерть.
«Щиты. Щиты. Щиты», — стучал и барабаны.
Князь Пиньягата, который стоял в пешем строю без свиты и без знамени, поднял щит вместе со всеми и кивнул съежившимся соседям:
— Ну, если кто опозорится…
Сначала хвачхи истребили тех, кто победнее.
Наблюдая за жутким зрелищем, Бару сразу поняла, что к чему. Таков был ее дар — дар саванта.
Щиты солдат из богатых или закаленных в междоусобицах княжеств — к примеру, дружинников Отсфира с кучей денег в казне и ветеранов Пиньягаты — были хороши и надежны. Но щиты обнищавших рекрутов Лизаксу и Тайн Ху стрелы Маскарада пробивали насквозь. Они вонзались в их плоть по самое оперение, повергая воинов наземь и заставляя стенать от боли. А после этого их боевые товарищи оставались абсолютно беззащитными — все равно что мертвыми.
Ряды Игуаке тоже поредели. Княгиня обожала свою кавалерию, а новобранцам, согласно ее военной доктрине, доставались лишь охвостья да объедки, и они изрядно пострадали.
В огне и смятении состоялось боевое крещение «Армии волка».
Каттлсон не дал им пощады: пока первая очередь хвачх перезаряжалась, залп выпустила вторая.
Новая туча стрел взвилась в воздух, а позади нее взлетела вверх очередная красная сигнальная ракета.
Кавалеристы князя Хейнгиля двинулись вперед. Образовали строй. Выровняли интервалы. Опустили копья. Затрубили в рога.
— В рот мне бочку пива! — взревел Пиньягата, обращаясь к своим дружинникам, которые прикрывались щитами. — Вы поглядите–ка!
Кавалерия Хейнгиля ринулась в атаку. Набирая скорость — с рыси в курцгалоп, а там и вскачь, она устремилась вниз по склону, где жалась израненной черепахой воинская фаланга.
Боевые копи быстро преодолевали расстояние — да и путь до фаланги новоявленных «волков» был недалек.
— Стоять! — рыкнул Пиньягата, уверенный, что его воины передадут приказ по цепи, а слово его для них — куда страшнее стрел и буйных коней. — Стоять, или вы покойники! И все, кого вы любите, заодно!
Прежде чем кавалерия нанесет удар, хвачхам придется прекратить огонь. Значит, у них будет пара мгновений, чтобы ощетиниться копьями.
Строй должен был просто–напросто удержаться.
«Жаль,
Зате Олаке вырвал из мокрой от пота бороды целый клок.
— Где же паши колья? — спросил он, вторя мыслям Бару.
Конница Хейнгиля стекла по вражескому склону, достигла дна низины и ринулась наверх. Теперь они явно целили в самое уязвимое место — туда, где строй фаланг примыкал к холму Хенджа. Там же суетливо пытались перестроиться рекруты Игуаке со своими плохонькими щитами.
Четыре тысячи всадников, брошенные, как смертоносное копье, в неопытную, смешавшую строй фалангу…
А хвачхи не прекратили огонь. Следующий залп накрыл резервы. В центре стахечийской ягаты призывно застучали барабаны. Их лучницы укрылись под щитами, сплетенными из лозы.
«Отсфир, идиот бородатый, стреляй же!» — пронеслось в голове у Бару.
— Отсфир! — пробурчал Зате Олаке. — Проснись!
И сквозь крики донесся приказ:
— Бей!
В конце концов лучники Отсфира начали стрельбу, прореживая атакующий строй Хейнгиля. Навесом, через строй своей пехоты — прямой наводкой со склонов холма Хенджа.
«Ясно, — поняла Бару, — он не хотел, чтобы неприятель раньше времени засек его позиции. Не так уж глупо».
— Игуаке! — закричал кто–то из ее штаба.
Позади, на востоке, взмыли вверх знамена с бычьей головой. Кавалерийский резерв Игуаке рванулся вперед.
— Поздно, — прошептала Бару.
Дело шло к столкновению кавалерии с копейщиками.
Или нет?
Конники Хейнгиля резко свернули к северу, прерывая атаку. Град стрел с холма Хейнджа прошелся по их флангу. Раненые кони споткнулись, попятились, завизжали. Рухнули наземь пронзенные стрелами латники.
Но рог личной дружины Хейнгиля трубил, зовя за собой. Масса закованных в латы конников бесконечным, фыркающим, взмыленным, сотрясающим землю потоком устремилась на север. Они мчались вдоль строя «Армии волка». Если это не атака, то что же?
Мысли Бару понеслись вскачь вслед за ними.
«А они могли бы пробиться. Проломить строй, открыть путь пехоте позади. Зачем они свернули к северу? Да затем, что один прорыв в центре, где строй глубок, где множество резервов, не решит исход битвы. А удар во фланг, по кавалерии «волков» — вполне».
Бару крутанулась к флаговым и барабанщикам, стоящим на холме.
— Сигнальте Тайн Ху! — заорала она. — Флагами для Тайн Ху: они идут на нее!
«После битвы, — сказала Тайн Ху. — Не раньше».
Как много всего должно случиться после сражения!
Кавалерия княгини Вультъягской под развевающимися стягами двигалась на запад. Лошади топтали цветущие луга.
Это была разведка боем, поиск возможных ловушек перед ударом во фланг Маскарада.
Тайн Ху не видела массы конников Хейнгиля. Не замечала стальной клешни, которая вот–вот отрежет ей путь к отступлению.