Бару Корморан, предательница
Шрифт:
— Госпожа, я допустил оплошность.
Бару вновь взяла его за горло рукой, затянутой в перчатку.
Его огромные глаза были карими с золотой искоркой, и ей вспомнилась Тайн Ху. От страха дышал он мелко и часто. Облизнув губы, он смежил веки.
Глядя на его раздвинутые губы, ощущая запах аниса, который он глотал для освежения дыхания, Бару почуяла подвох.
Значит, это и есть очередное испытание?
Она ни разу не брала юношу с собой в постель.
«Хитро, — подумала она. — Предложить себя в качестве проверки.
Оставив мальчишку лежать распростертым на парапете, Бару отвернулась к устью реки.
Он оказался справа — и пропал.
Она знала, что он находится рядом, но рана в черепе Бару поглотила его.
На горизонте, за кружащими в небе буревестниками, появился алый парус. Смута в сердце. Пожар среди руин.
— Мальчик! — окликнула она в надежде, что он не сбежал. — Ступай за моей свитой. Я встречу их на берегу.
Пока корабль под парусами вставал на якорь, Бару наблюдала спор моря со скалами. Порой ее камергер брал свою госпожу за плечо и разворачивал ее лицом к «Неучтенному замку», напоминая о существовании резиденции.
«Увечная, я не пройду испытание, — думала она. — И все будет напрасно».
Внезапно в ее голове возникла крамольная мысль.
«А если пройду, значит, не напрасно? Ради Тараноке и Фалькреста, но сперва Тараноке».
Корабль под алыми парусами спустил шлюпку. Знаком велев подать ей подзорную трубу, Бару разглядела пассажиров. Гребцы. Морские пехотинцы. Человек, с головы до ног закутанный в черную шерсть, связанный по рукам и ногам. И Вестник под ослепительным знаменем рыжей шевелюры.
Вероятно, корабль прибыл из Ордвинна. Она мельком (ха!) предположила, что на борту может оказаться Амината.
Шлюпка приблизилась к берегу. Вестник с теплой улыбкой спрыгнул в воду, прошлепал по валунам и приветственно вскинул правую руку.
— Бару Корморан! — воскликнул он, перекрывая протестующие вопли чаек. — Ваши испытания близятся к концу. Мятежа уже нет и в помине! Страстная любовь госпожи Хейнгиль Ри к Белу Латеману подарила нам символ примирения. Госпожа Хейнгиль — или, лучше сказать, Оленья Княгиня — назначена губернатором, а Зате Ява отозвана в Фалькрест, и в Ордвинне наступил мир. Флаг Имперской Республики реет над ним невозбранно.
Бару стояла, повернувшись к нему левым боком, словно перед поединком.
— А что слышно о седобородом Зате Олаке, князе Лахтинском, главе моей разведки? — спокойно поинтересовалась она.
— Мертв, — отвечал Вестник. — Выкурен из своей берлоги и убит. Я лично выследил его в Зимних Гребнях. Мы, туземцы, знаем все их норы.
Бару вспомнила горло юного наложника под своими пальцами и внутренне затрепетала. Она невольно вообразила, как сжимает свою хватку, пока лживая глотка не хрустнет,
— Неплохо, — констатировала она, разглаживая штаны на бедрах. — Зате Олаке — проницательный тип.
— На деле все оказалось проще, чем я ожидал, — сказал посланец Трона и махнул пятерней, как будто отбрасывая память о старом мятежнике в соленую воду. — Но нам не терпится завершить ваше восхождение, вручить вам награду.
— Я подарила вам целую провинцию, и теперь вы передо мной в долгу, — высокомерно произнесла Бару.
Сейчас она втайне сгорала от желания отвернуться от него, чтобы этот надоедливый Вестник очутился справа и исчез.
— Разумеется, сделка в силе. Вы подняли и завершили восстание — взамен мы возведем вас на место за Безликим Троном, — согласился Вестник и кивнул в сторону шлюпки с замотанным в шерсть пленником. — Осталось лишь одно испытание. Нам надо убедиться, что вы не перестарались, играя свою роль.
Бару захотелось взглянуть на пленника и рассеять худшие свои опасения, но она не могла дать слабину и отвести взгляд от своего собеседника.
— Я не давала поводов усомниться во мне, — нагло заявила Бару.
Вестник расхохотался.
— Трон сомневается в каждом, Бару Корморан. Превыше всего Трону нужен контроль — вас же он пока не контролирует. Хотя ходят слухи…
Он подступил еще ближе. Бару почувствовала, как ее камергер и прочая свита отступили прочь, словно признавая настоящего хозяина.
— Болтают, что в Ордвинне у вас не было ни единого любовника, — прошептал посланец Трона, заговорщически ухмыляясь. — Люди говорят, что вы — дочь кузнеца, охотницы и щитоносца, и двое из этих троих — содомиты. Некоторые утверждают, что таким образом — от одной матери и множества отцов — и рождаются дети в ваших краях.
— Какое варварство! — громко возмутилась она. — Какая удача, что меня забрали в детстве, воспитали в школе и обучили всем именам порока!
Вестник шагнул к ней — его движения были резкими, точно у атакующей кобры, — и склонил голову.
В ту же секунду он преобразился и перестал быть посланцем Трона.
В его взгляде запылала отчаянная, порывистая откровенность, и Бару почти поверила в нее.
Но она пока не забыла о своей собственной откровенности перед Тайн Ху и о том, что скрывалось за ней.
— Вы правы, Бару Корморан, — произнес он. — Контроль любыми доступными Трону методами просто необходим! Не давать спуску никому! Содомитам положено каленое железо, а ножу, предназначенному трайбадисткам, мы не завидуем. Готовы ли вы провести остаток жизни под бременем такой угрозы?
В глубине души затеплилась искорка сочувствия, но Бару безжалостно затоптала ее. «Забавно, — подумала она. — Прислать его в качестве реального предостережения: ты станешь такой же».
— Это признание? — еле слышно прошептала она. — Сейчас вы находитесь в моих руках, под страхом каленого железа?