Бару Корморан, предательница
Шрифт:
— Нет! Не оглядывайтесь. — процедил он. — Позади ничего нет! Ясно вам? Теперь надо смотреть только вперед.
И они двинулись на восток, мимо часовых. Преодолев Зирох, они направились к огромному бурному Инирейну, Току Света. Там и предстояло выступить Волку, дабы встретить морскую пехоту, которая не придет никогда.
Сперва ехали в тишине, нарушаемой пением птиц и шумом воды, плещущейся о тучные берега. Зажмурившись, Бару стерла окружающий мир, сменив картину воспоминаниями о своих прекрасных злодеяниях.
«Ты провернула отличную сделку», —
И это было правдой — для юной женщины в доках, опальной технократки, разъяренной словом «Зюйдвард». Для той Бару, отчаянно искавшей путь в Фалькрест.
Но та Бару не понимала самого главного…
Раздался чей–то крик. С севера приближался топот копыт — к ним мчался отряд латной конницы, поджидающей в засаде за рощей ладанных кедров. Вестник удивленно покосился на Бару.
— Весьма небрежно, — заметил он.
«Отсфир! Он просидел целую ночь, снедаемый горем, и размышлял над предательством друга! Наверняка с восходом он сообразил, отчего Лизаксу, самый разумный и дальновидный из них, вдруг восстал против меня», — подумала Бару.
Возможно, он читал письма Лизаксу. Вероятно, он нашел черновик послания, где спрашивалось: «Не боишься ли ты их постепенного возвращения? Как, по–твоему, есть ли нам на что надеяться на протяжении пяти десятилетий или даже ста лет?»
Так или иначе, но он догадался, почему Лизаксу задавал такие вопросы. И понял истинный смысл ответа Бару Рыбачки, хладнокровного и изворотливого счетовода.
Должно быть, тогда он не поверил себе. Однако решил сесть в засаду и подождать. И теперь наконец увидел, какое чудовище князья Ордвинна возведут на трон.
«Он убьет меня», — решила Бару. Эта мысль принесла ей искреннюю радость.
Вытащив из седельной сумы узкий продолговатый предмет, Вестник метнул его вверх. Ракета взвилась в синее небо, волоча за собой длинный хвост из зеленого дыма.
— Гоните во весь дух! — велел он, приникнув к шее своего коня.
Бару, пустой бессловесный механизм, подчинилась.
Но почему? Как же так?.. Еще ночью она была уверена, что утро не настанет никогда. Как вообще хоть с кем–либо могло случиться нечто подобное? Как можно абсолютно точно знать что–то, но полностью игнорировать это?
Неужто есть вещи, неподвластные рациональному мышлению?
Люди Отсфира продолжали погоню. Бару услышала, как сам Князь Мельниц что–то заорал ей вслед, и над ее головой просвистели первые стрелы.
«А если ни Лизаксу, ни его горе, ни его догадка здесь ни при чем? Вдруг они сговорились убить меня и Тайн Ху, а потом подыскать для Ордвинна другую королеву? Хотя бы Игуаке, выданную замуж за Отсфира. Все лучше, чем две трайбадистки».
Окружающий мир превратился в игру смутных теней, куда менее реальную, чем память о Тайн Ху.
Но внезапно в игру вступили новые тени, появившиеся впереди. Всадники в алых табардах и стальных масках, вооруженные тяжелыми арбалетами. Морская пехота Маскарада — точнее, Вестника. Мчится к ним.
Рыжие кудри Вестника
— Гони! — крикнул он. — Вспомни о том, что ждет тебя впереди! Не забывай о награде!
И он пришпорил коня.
Но Бару медлила. Она не будет спасаться бегством.
«Вспомни, что тебя ждет впереди…»
Вспомни «шакалов», «Армию волка», седобородого Зате Олаке, верную дружину, ныряльщиц–иликари и Тайн Ху, Тайн Ху, Тайн Ху…
Почему все сложилось именно так? Почему она допустила такой финал? Она могла бы остаться в лагере и приказать войску совершить марш–бросок на север. Могла разделить армию по княжествам и отправить воинов по домам или бежать с Тайн Ху, скрыться с ней в Зимних Гребнях. Могла бы отыскать способ изменить своей же собственной измене. В конце концов, ключевой фигурой была она, Бару, а не изможденный Волк и не собранные вместе мятежные князья. В конечном счете только Бару и была главным оружием.
Но тогда, конечно, никто никогда не спас бы Тараноке.
Стрела ударила загнанную лошадь в крестец. Та с визгом упала, волоча за собой задние ноги и заваливаясь набок. Бару с размаху рухнула наземь и вскрикнула, ударившись головой о слишком свободный шлем.
Весеннее небо над головой. Величественная утренняя заря.
Если ей и хотелось умереть, то недостаточно сильно. Тело самовольно вскочило, рука потянулась к сабле, ноги сделали пару неверных шагов.
Подняв взгляд, она увидела Отсфира. Князь мчался к ней с обнаженным мечом — взгляд исполнен горя и лютой ненависти.
Болт, выпущенный из арбалета, отскочил от шанфрона его коня. Князь моргнул от неожиданности, и в тот же миг второй болт пронзил его грудь. Отсфир обвис на поводьях, на губах его выступила кровавая пена, и он упал.
«Вы не погибнете на Зирохе». Что ж, очередная ложь. Совсем мелкая по сравнению с прочими.
«Прощай», — подумала Бару.
Она обернулась к морским пехотинцам, которые спешили к ней на помощь, и увидела Вестника. Он напряженно указывал на Бару вытянутой рукой и не шевелился.
Да, человек по имени Вестник предложил ей возвышение такой ужасной ценой.
Взгляд его был устремлен на что–то позади Бару, а ее шлем ограничивал обзор.
Вестник открыл рот, чтобы предостеречь ее…
Молот верного дружинника Отсфира ударил по шлему Бару. В ее глазах потемнело. Все вокруг исчезло, словно перед ее носом с треском захлопнули дверь.
Вестник и впрямь позаботился обо всем остальном.
Княгиня Игуаке, выпив утренний бульон, проглотила вместе с ним и приправу, подкинутую очищенным. Он, конечно же, сумел добавить в чашу Игуаке тетродотоксин — иноземный яд, к которому ей неоткуда было иметь привычку. Передав похвалу повару: «От новой приправы у меня даже губы онемели!» — в самый разгар утреннего совета княгиня обмякла и умерла, разбитая параличом. Так скончалась Коровья Царица, мечтавшая о новой империи и свободной жизни для своего народа.