Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Итак, я иду войной на Пактимонт, дабы мои дети никогда не блуждали впотьмах под черным солнцем».
Земли Радашича лежали к северо–западу от Пактимонта. У него были хранилища с зерном, лошади и множество крестьян, восставших в поддержку беспорядков в Пактимонте с кличем «Честная Рука! Честная Рука!».
Однако в своем пронзительном послании князь даже не упомянул о том, что его люди — издольщики. Он выжал их налогами досуха, пытаясь расплатиться с собственными долгами, — и только золотые ссуды спасли их от верной голодной смерти. Возможно, осознание
Собрав своих дружинников и мятежных крестьян, Радашич двинулся маршем на Пактимонт. Как ни упрашивал его Зате Олаке ударить на восток, захватить княжество Хейнгиль и соединиться с Унузекоме, обеспечив восставшим контроль почти над всем побережьем, Радашич не согласился. Нет, он не желал нападать против названого брата…
У Финнмеледхенджа, посвященного иликари и угнездившегося среди садов и пасек, его войско остановилось. Дружинники и крестьяне дали своим лошадям отдохнуть и сами устроили привал. Здесь и нашел его князь Хейнгиль со своей тяжелой кавалерией. Он не читал и даже не видел письма Радашича, но это было не важно.
Он явился выполнить свой долг, а иначе и быть не могло.
Хейнгиль лично возглавил первую атаку, сломавшую его строй и докатившуюся до сердца колонны. Сыновья Радашича пали. И здесь, на кончике копья — может, копья Охотника на Оленей, а может, и нет — род Радашичей закончился.
Земля обагрилась кровью, которая напоила цветы, кормящие пчел.
Гибель Радашича лишила восставших лучшего союзника на приморских равнинах. Хейнгиль разбил неподалеку лагерь — для отдыха, но никак не для медитаций и молений икари Видд, поскольку тогда он бы нарушил данную Фалькресту присягу.
Бару читала обо всех этих событиях, сидя на балконе «Речного дома» Унузекоме. До нее еще доносились крики ныряльщиц: те воевали с холодом и с тяжелыми сундуками, начиненными золотом и прочими богатствами.
Бару поежилась и почувствовала за плечом призрак Зате Олаке. «Сомнение предателя»… Восстание казалось дезорганизованным, бестолковым и обреченным на провал. Никто из владык Внутренних Земель не пойдет за ними — ни Наяуру, повелевающая Сахауле и Отром при помощи своей железной хватки и собственных отпрысков… ни Игуаке, которая могла бы привести с собой Пиньягату и его копейщиков, не говоря уж о собственных неисчислимых стадах и кавалерии. Значит, мятежникам не удастся запастись зерном на зиму — и у них не будет кавалерии, которая двинется на юг весной. Они будут заперты на севере.
Неужели их положение безвыходно?
Восстанию требовался центр, вождь, лидер, главная надежда, а вовсе не имперский счетовод, якобы взятый в заложники.
Требовалась настоящая отступница, гениальная изменница, лучшее из лучших орудий Фалькреста, поднявшее народ Ордвинна на борьбу со своими хозяевами.
Но прежде чем ей удалось отыскать способ воплотить эту мысль в жизнь и взорвать синие пятна на карте, словно ориатийскую мину, ей
Княгиня Тайн Ху спустилась с севера но Инирейну и смешала все карты.
— Вы должны быть на севере.
Слова Тайн Ху прозвучали над ухом Бару. Энергия, принесенная княгиней, будто гальванический разряд, пробудила Бару от рабочего транса.
Тайн Ху, как хищник, склонившийся над ее креслом. Похоже, она хотела оттащить Бару от стола. Княгиня резко согнула руку: наверное, чтобы схватить Бару за горло или обнять…
Бару ухитрилась не вскрикнуть вслух.
— Княгиня Вультъяг? О вас не доложили.
Вероятно, стражники Унузекоме снаружи решили, что Тайн Ху ждут.
— Каттлсон не поверит, что вы — несчастная и невинная пленница. Он пошлет своего очищенного убить вас. В Вультъяге будет безопаснее.
Тайн Ху обогнула стол и с любопытством уставилась на бумаги.
Бару посмотрела на ее четкий орлиный профиль.
— Что вы пишете?
Стол был завален черновиками воззваний — целым ворохом исчерканных листов пергамента, в основном разорванных и скомканных от досады. Благо, что все они — на афалоне, на котором Тайн Ху умеет говорить, но не читать!
— Пытаюсь составить план расходов. Распределить захваченные деньги. Просто привычка счетовода.
Бару принялась собирать бумаги, делая вид, что закончила работу. Хорошо хоть, что здесь нет развернутой карты лояльности!
— Может, я и не знаю алфавита афалона, — произнесла Тайн Ху, пригвоздив один из обрывков пергамента к столешнице растопыренными пальцами. Золотистая темнота ее глаз пугала. — Но я знаю, как на нем выглядит ваше имя. И оно встречается тут гораздо чаще, чем нужно для расчетов.
— Вы знаете, как выглядит мое имя? — переспросила Бару. — Забавно. Я приму это в качестве комплимента, если вы не возражаете.
И Бару откинулась в кресле с безмятежным видом, избегая цепкого взгляда Тайн Ху.
Зачем она сюда явилась? Почему Унузекоме не предупредил Бару о прибытии княгини?
Пожар, охвативший Ордвинн, мог бы призвать ее куда угодно!
Все вокруг, кроме пламени свечи, на миг замерло.
Затем Тайн Ху, стуча каблуками по половицам, обошла кресло. Бару хотела встать, но княгиня схватила ее за горло и с грохотом опрокинула на спину, подцепив ногой ножку кресла. Мебель незамедлительно треснула под весом Бару.
Тайн Ху обнажила меч.
— Стража! — захрипела Бару. В голове звенело, глаза затуманились красной пеленой.
Сильнее всех прочих ее чувств оказалось странное детское возмущение. Разве она не шептала на ухо жрице–иликари? Она же связала себя с прочими заговорщиками тайной ценою в жизнь!
Острие, вспоровшее скальп губернатора Каттлсона, защекотало ее лоб.
— Ты слишком много дала нам, — проговорила Тайн Ху. Голос ее звучал отстраненно, тонко, словно скрежет стекла под алмазом. — Я спасла тебя от Каттлсона, чтобы получить кое-что взамен. Но была чересчур щедрой, понимаешь, что я имею в виду?