Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Тем временем на юге Маскарад готовил свой коварный ответ. Зате Олаке слал донесения из центра своей паутины, накрывшей Пактимонт.
«Князь Хейнгиль держал совет с Каттлсоном. Вдвоем они нашли решение проблемы беспорядков в столице. Оккупацию возглавили дружинники Хейнгиля, наполнив улицы ордвиннскими лицами, знакомыми стахечийскими веснушками и гордыми ту майянскими носами. Гарнизон Маскарада уступил им место и ушел на северо–восток, удерживать драгоценные поля и амбары покойного князя Радашича. Волнения не унялись — людей Хейнгиля приветствуют криками «Предатели!» — но в отсутствие
За пределами города силы Маскарада образовали огромную дугообразную оборонительную линию.
Западный фланг ее примыкал к морю близ Унане Найу, древней крепости ту майянских завоевателей. Далее линия тянулась на восток, огибая княжества Радашич и Хейнгиль и оставляя Пактимонт в безопасном центре полукруга, до западных границ княжества Унузекоме. Здесь Хейнгиль разместил отборную кавалерию, нацелив ее, подобно наконечнику стрелы, на Уэльтони и владения Унузекоме на заливных полях равнины Зирох.
Кордон Маскарада держал под контролем плодородные прибрежные поля Радашича и Хейнгиля. Это и было самым страшным оружием Каттлсона — копьем голода, брошенным на север.
Все гарнизоны, оставшиеся за кордоном, приказом губернатора были отозваны: они оставили Внутренние Земли и север.
Закрылись даже канцелярии социал–гигиенистов Зате Явы. Методичная и терпеливая оборонная стратегия Маскарада предоставила большую часть Ордвинна ее собственной участи.
«Что они творят? — недоумевал Отсфир в письме к Бару по финансовым делам, черкая посторонние вопросы на полях. — Почему не используют свои силы, дабы удержать Внутренние Земли? Игуаке с Наяуру могут причинить им немало бед, а Каттлсону, чтобы добраться до нас, придется идти через земли княгинь! Что они задумали?»
Бару ответила в стиле Зате Олаке: «Они разыгрывают «Сомнение предателя». Дают колеблющимся князьям шанс поразмыслить, на чью сторону выгоднее встать».
Пока князья взвешивали все за и против, быстроходный «Сцильптер» (через два месяца после потери золотого конвоя) поднял якоря и устремился в Фалькрест с официальным донесением: «В федеральной провинции Ордвинн начался бунт».
А с Пепельного моря с воем налетела первая осенняя буря.
Глава 20
Шторм обрушился на берег.
Мятежники назвали его «Благословением икари Химу» — воплощения весны, зарождения жизни, гениальности, лидерства, войн, кровохарканья и рака — всех форм энергии и крайности мироздания. (Сюда же можно было отнести и теплые течения Пепельного моря, порождающие буйные шторма осени.)
С тех нор как появились первые мореходы, корабли повиновались закону времен года. Они гласили: летом следуй торговым ветрам, огибай море но часовой стрелке, из Фалькреста к Ориатийской Федерации, а оттуда — плыви к Тараноке мимо западных земель, и в конце концов ты придешь в Ордвинн. Можешь идти и против ветра, если позволяют весла, паруса и сноровка, правда, тогда ты будешь расплачиваться потом и кровью и должен полагаться на верного штурмана.
Но стоит начаться осенним штормам, следуй в гавань. Путь закрыт — ни скорость, пи близость
Никто из агентов восставших не мог утверждать, удалось ли «Сцильптеру» добраться до Фалькреста. Но ранний шторм принес с собой блестящую победу. Легкий путь из Фалькреста в Пактимонт уже исчез.
Теперь подкрепления могли подойти только сушей, сквозь снега, скалы и замерзшие болота, через Инирейн. Но Отсфир обрушил мосты и перекрыл фалангами самые опасные броды.
А морская пехота, фалькрестская плеть, могла прибыть только весной.
Шторм достиг Вультъяга и разогнал стаи птиц, круживших над лесом. Он вспучил воды Вультсниады, струившиеся через долину, выплеснул свои последние дожди на склоны Зимних Гребней и замок Тайн Ху.
Бару стояла на зубчатой стене, мокла и мерзла, дрожа под плащом, пропитавшимся водой.
Она хотела почувствовать себя мелкой и незначительной.
Идиотка. Если она заболеет, здесь, на севере Ордвинна, вдали от медиков Маскарада, ей не будет спасения. Оставив побережье и усадьбу Унузекоме, она перебралась в северные пределы. Да, здесь было безопаснее, кроме того, она действительно ощущала себя вдали от событий и могла притвориться, что она вновь стала неопытной дикаркой с Тараноке.
Она была готова на все что угодно, лишь бы спрятаться, отказаться от взваленного на себя бремени!
Бару постоянно перечитывала «Рогатый камень» и представляла себе восстание в виде великана, созданного из знамен и полей сражений, из бунтов и бушующих толп, из тайных знаков и семейной розни.
Этот колосс был быстр и безжалостен, как лесной пожар.
После резни в уэльтонской гавани и после бесславной гибели Радашича прошло два месяца. И что? Ни драматических измен, ни великих битв, если не считать мятежа во владениях Эребог. Только спокойные, мощные волнения — подземный рокот, пробуждение морового поветрия.
Величайшее военное изобретение Маскарада родилось давным–давно, на заре его истории. Солдаты умирают не в битвах. Их убивают болезни и голод — неторопливые, незримые силы, непременные участники кровавых раздоров.
Наверное, и восстание — из таких же незримых сил, меняющих структуры. Словно волны и ветер, гнущие и расшатывающие мост.
В штабном зале Тайн Ху с мучительной неаккуратностью двигала по картам флажки и символы. Вот движется на юг крохотная полумаска: Маскарад отступает, разоряя поля и амбары на своем пути. Крестьяне и княжеские рекруты пытаются сопротивляться; тысячи мелких стычек не дают угаснуть негодованию и ненависти.
— Столкновения мы выигрываем, даже когда терпим поражение, — бормотала Тайн Ху.
Гонцы приносили вести о странных убийствах. Княжеские секретари, омбудсмены вольных городов, жрецы–иликари, торговые факторы. Кто–то целенаправленно хотел оборвать связь, возникшую между знатью и простонародьем. Это было умно и тревожило Бару. Среди маскарадского командования нашелся настоящий талант. В распоряжении Каттлсона были очищенные, послушные ловкие технократы…
Мятежные князья готовились к войне.