Башни земли Ад
Шрифт:
Как обычно бывало в таких случаях, время начало растягиваться, и мир становиться черно-белым. Впрочем, сейчас — то он и не был особенно цветным. Вальдар издал какой-то невнятный рык, крутанулся, пытаясь зацепить лодыжку противника своей ногой. Но старый пират отскочил, разгадав его намерение. Вальдара охватила досада. Ему было необходимо ровно мгновение, чтобы вскочить на ноги. Этого мгновения не было. «Пусть на него кто-нибудь нападет!» — взмолился про себя Вальдар. То, что произошло дальше, потрясло его настолько, что подняться за мгновение Камдилу было не суждено. Прямо из воздуха сами собой вдруг образовались две светящиеся руки, выхватили из стоящего рядом шпиля тяжеленную вымбовку [44] и с размаху огрели ею Гедике по макушке. Пират, не издав ни звука, рухнул на палубу, а светящиеся руки, сжимающие вымбовку,
44
Вымбовка — один из выемных рычагов, служащих на судне для ворочания якорного шпиля.
— Вот это да, — прислоняясь спиной к борту и переводя дух, прошептал Камдил. — Асур. Вот спасибо.
Крики и звон оружия раздавались повсюду, времени на передышку не было. Камдил вскочил на ноги.
— Руби! Они убили Михельса! За Гедике! — с такими словами Вальдар снова устремился в схватку, и светящиеся руки с вымбовкой летели за ним, спеша поразить всякого, неосторожно скрестившего мечи с хозяином перстня. Через десять минут все было закончено. Горстка пленных жалась у грот-мачты, ожидая своей очереди быть отправленным на берег.
— Капитан, — подошел к Вальдару Лис, вытирая чьим-то оторванным рукавом кровь из рассеченной брови. — Мы классно поработали. И это само по себе должно нас вдохновлять на прочие нереальные свершения.
— Ты это о чем, Сергей? — насторожился Камдил.
— Не знаю, что сия хреновина с загогулиной обозначает, но только на корабле нет ни Вигбольда, ни нашего с тобой святоши.
Гул, раскатами заполнявший подземелье, заставил Хасана вплотную приблизиться к закованному пленнику.
— Слушай меня, дервиш, — начал тот. — Ибо я расскажу тебе то, что никому не известно.
Хасан благодарственным жестом приложил руку к груди, активизируя связь.
— Что там у тебя? — послышался в его голове вопрос Камдила.
— Возможно, сейчас пойдет конструктив.
— Надеюсь, у нас тоже пойдет. А то получился классический вариант хватания волка за уши. Корабль-то мы захватили, но сейчас у нас на борту всего пятнадцать боеспособных ребят, правда, очень хорошего качества, и куча раненых, а вокруг эскадра, которая бог весть как себя поведет.
— Есть варианты?
— Есть. Браччо прислал лодку с парламентером, обещал нам свободный выход и призовую долю, если мы уйдем со «Святого Климента», иначе пригрозил на рассвете приказать идти на абордаж.
— Скорее всего это блеф. Вряд ли пираты захотят повиноваться какому-то чужаку.
— Вряд ли, — согласился Камдил. — Тем более что крик «Вперед, витальеры! За Гедике Михельса!» на кораблях могли слышать многие. И потому считают, что на каракке перуджийцы, возможно, изменившие и самому Браччо. Но ведь это же не повод идти у него на поводу. Так что в ответ я пообещал: если замечу хоть малейшее движение кораблей или лодок в нашу сторону, велю прорубить днище и отправлю «Святого Климента» в гости к Нептуну, как в свое время херсониты — его небесного патрона.
— Ну что же. Аллах да поможет вам.
— И тебе не хворать.
— …И минуло с тех пор много лет, — продолжал рассказ посаженный на цепь разбойник. — И отец уже состарился, и когда почувствовал, что смерть уже нагоняет его, призвал меня, чтобы рассказать эту историю.
Когда был он молод и силен, вместе с другими молодыми воинами его рода промышлял старинным ремеслом, которым жили многие — брал дань с проходящих караванов. Тот же, кто отказывался платить за безопасный проход по горным тропам, терял все: и жизнь, и богатство. Быть может, ты, дервиш, осудишь его, да и меня с ним, однако так принято в горах, именуемых Крыша Мира. Народ мой испокон веков жил этим. Первейшим среди нас был один храбрец из народа барласов. Его звали Таргай, и не было никого в округе ловчее и храбрее его. Таргай возглавил отряд, в котором был и мой отец, и первое время под его началом эти удальцы не знали беды.
Но однажды Таргай захватил караван, очень богатый караван. Но самым прекрасным сокровищем, которое попало в его руки, была прелестная гурия, дочь хана Бугай-Теймура. Хан Бугай происходил из Чингизова рода, и потому и он сам, и вся
И все же, ускользая, он оказывался все дальше и дальше от родных мест. И однажды тропа завела беглецов в такие земли, о которых не слыхивал прежде никто из его воинов. Местные жители не советовали идти далее в пустыню, именуемую Аль-Ахкаф. Они предупреждали, что лишь самые храбрые караванщики осмеливаются вступать в нее, ибо, по слухам, там расположен вход в царство шайтана.
Правда, некоторым храбрецам удавалось пройти Аль-Ахкаф от начала до конца, и не просто дойти живыми, но и обнаружить многие богатства. Именно это и влекло многих смельчаков в знойные пески Аль-Ахкафа. Но немногие выходили из них, и никто не мог более отыскать следов исчезнувших караванов, ибо пустыня та подобна морю, и барханы, точно штормовые волны, перекатываются по глади ее.
Местные жители, селившиеся на самом краю этого песчаного моря, отказались дать проводников.
Но Таргай был храбр, очень храбр, и решил, что именно здесь он сможет оторваться от преследования и навсегда избавиться от ханских ищеек. Он взял еды и питья и устремился туда, куда вело его солнце — к закату. Все шло хорошо, если только путь в такой пустыне может быть хорош, покуда Таргай и его люди не отыскали среди пустыни мертвый караван. Там было много золота, много пряностей. Никогда еще столь богатая добыча не доставалась Таргаю столь малой ценой. Но мой отец заметил одну странность и сказал о ней предводителю: он увидел, что караван шел совсем не на запад, а на север.
— Так, значит, там есть оазис, — возликовал Таргай. — Караванщик знал, куда идет, но песчаная буря не дала ему достигнуть цели.
Он велел изменить направление движения, и отряд шел еще два дня, выбиваясь из сил, пока не увидел впереди башни.
— Это был мираж? — предположил Хасан.
— Это было похоже на мираж, — на ухо дервишу прокричал узник. — Это был мираж миража.
— Я не понимаю твоих слов, Али, сын Аллаэддина.
— Когда ты приближаешься к миражу, он отдаляется или исчезает вовсе. По словам отца, эти башни не отдалялись. Вскоре уже был виден прекрасный город, равного которому ни Таргаю, ни Аллаэддину, никому из воинов не доводилось видеть. Но вскоре стало понятно, что и стены, и городские башни лишь обман — зыбкое марево! Но ветер разбивался о них, и песок обтекал, точно они были из камня. Мой отец стал уговаривать Таргая повернуть, ибо ничего хорошего нельзя ожидать оттого, чего не может быть, но что есть. Таргай лишь отмахнулся. Он поклялся, что заночует в этом городе. Отец сказал, что не последует за ним, и остался у крепостных ворот. Все же остальные пошли за предводителем. И как только последний всадник въехал в распахнутые ворота, те захлопнулись за ними. И в этот момент отец увидел, что города больше нет, и лишь на месте башен, угрожающе вращаясь, стояли неподвижно черные песчаные смерчи.
А его товарищи как ни в чем не бывало ехали вперед, осматривались, иногда спешивались, куда-то заходили. Вернее, им казалось, что они куда-то заходят. Аллаэддину, мир праху его, было страшно видеть, как его друзья подкидывают в руках пригоршни песка, точно это золотые монеты, как восхищаются невидимой добычей. Он слышал их восхищенные речи и сам звал соратников, но его слова не доносились до слуха пленников небывалого миража.
Аллаэддин с ужасом видел, как они поили коней песком, и кони пили, как ели песок и просили еще и еще. Он не знал, как помочь друзьям, и взывал к Аллаху о милости. Когда ж на пустыню опустилась ночь, все легли спать, и Таргай лег. Но вдруг глубоко за полночь отец увидел, что тот встает и идет куда-то. Идет, будто слышит зов неведомый, не слышный больше никому. Он шел, не открывая глаз, а потом остановился и начал разгребать песок. Он делал это долго, но с таким упорством, будто точно знал, что должен копать именно в том месте. Там, в песке, он откопал камень, большущий камень. Одному человеку не под силу поднять его. Но Таргай поднатужился и чуть приподнял. Совсем чуть-чуть. А дальше камень, такой, что не под силу вытащить и четырем аскерам, неожиданно взмыл в небо, подобно встревоженному жаворонку, и рухнул в стороне. А из-под земли вырвалась струя воды, кипящей, ибо над ней поднимался пар, но не обжигающей, ибо, когда она с ног до головы окатила Таргая, тот лишь отряхнулся, и пар сам собою сгустился, и мой отец увидел джинна. Таргай распахнул глаза, отскочил, выхватывая меч, но джинн заговорил с ним громовым, словно трубный рев, голосом, от которого и мертвые проснулись бы, но спутники моего отца продолжали спать. И джинн сказал ему: