Башни земли Ад
Шрифт:
Факельщики-ромеи, чуть живые от ужаса, стояли на всех пролетах лестниц, жались у ворот, не имея ни малейшей возможности помочь соотечественникам и моля небеса спасти их самих от расправы.
Великий амир глядел безучастно, но душа его ликовала при взгляде на поднимающийся все выше минарет из искаженных предсмертной мукой лиц. Как всегда, в такие моменты запечатленный в глазах мертвецов страх пьянил его, будоражил кровь, заставляя течь быстрее и согревать холодеющее тело.
Тимур отчего-то вспомнил, как много десятков лет назад мчал по степи на быстроногом жеребце, и ветер развевал
Великий амир тряхнул головой, заставляя призрак былого развеяться. Теперь его больше не радовали ни стук копыт, ни песня, ни ветер. Он вслушивался, как глухо бьются друг о друга брошенные в основание минарета отрубленные головы. Вот эта музыка — отрада его старости. Тамерлан прикрыл глаза. Он не любил признаваться себе в том, как долго живет на свете. Лишь потому, что в бородах его внуков начала пробиваться седина, с неумолимой ясностью осознавал, сколь длинна его жизнь. Она промчалась бешеным галопом, точь-в-точь как его тумены по землям покоренных стран.
Когда-то ему представлялось: вот еще десять лет и весь мир склонится пред ними. Затем, спустя годы, думалось: теперь-то уже точно не больше десяти лет. И так снова и снова. Никто не мог устоять пред его мечом, но даже ему, великому Тимуру, Повелителю Счастливых Созвездий, было не под силу сделать мир хоть чуточку меньше. Вот теперь до Последнего моря, казалось, совсем недалеко. Все, что мог противопоставить ему враг, — разрозненные отряды. Легкая добыча!
Так ему казалось совсем недавно. И вдруг эти самые разрозненные отряды каким-то чудом громят войско Баязида Молниеносного, всего несколько лет назад разбившего, в клочья порвавшего объединенное войско гяуров.
Что-то случилось, что-то происходит. И это что-то направлено против него! Он вспомнил брошенного им в застенки дервиша. Сейчас бы не помешало его мудрое слово.
В проходе ворот послышались крики. Тамерлан открыл глаза:
— Что там еще?
— Скороход из тюремного замка, — склонился перед властителем начальник стражи. — Говорит, что должен передать тебе нечто очень важное.
— Все одно к одному, — поморщился Тамерлан. — Ладно, приведите его сюда.
Через несколько минут посыльный уже пал на колени перед Великим амиром.
— О Владыка мира, — взмолился посланец, — не вели казнить!
— Что случилось? — стремительным шагом приближаясь к носителю дурной вести, глухо спросил Железный Хромец.
— Дервиш сбежал. — Гонец поглядел на Великого амира. Тот стоял молча, скрестив руки на груди. — Очевидцы говорят, что он взбежал на стену и улетел, подобно волшебной птице Рух.
— Улетел? — тихо повторил Тамерлан. — Словно птица?
— Да, один из лучников видел это.
Тимур рывком выхватил саблю из ножен, в одно движение рубанул по склоненной шее и, стряхнув кровь с клинка, вернул оружие в ножны.
— Это к остальным. — Он толкнул носком сапога безжизненное тело. Начальник стражи без лишних слов подхватил отсеченную голову и бросился на арену, а вслед ему неслось: — Хасана Галааду
Когда в шатре, еще совсем недавно принадлежавшем Баязиду, а теперь — командном пункте объединенного войска, появились Балтасар Косса и магистр Вигбольд, присутствующие, вне зависимости от возраста и отечества, разразились приветственными криками. Лишь только общими увещеваниями спасенных пленников и посланцев его святейшего величества удалось погасить вспышку общего ликования. Тут же в импровизированной часовне была отслужена месса, и его высокопреосвященство, исполненный вдохновения, стоя на холме, с жаром обратился к воинству, весьма живописно рассказав историю прекрасной Юдифи, зарубившей притеснителя, злобного и коварного Олоферна.
— …И как юная вдова, испившая чашу слез, оплакивая гибель пронзенного стрелами врагов мужа, как эта прекрасная жена, принесшая себя в жертву отечеству, так и вы, вернейшие из христиан, не щадя живота своего, а тем паче вражьей головы, обагрили мечи кровью ратей навуходоносоровых. Но забудем ли мы, братья, что рождены мужчинами, — воздев руки к небесному своду, возопил Балтасар. И всякому, слышавшему его, было понятно, что забыть о том, что Господь в великой милости своей сотворил их мужчинами, не удастся ни под каким предлогом.
— Так остановимся ли мы, напоив землю христианскую кровью Баязида, этого нового Олоферна? Нет, ибо если свершим мы малое, когда могли свершить большее, то презрения будем достойны. Ибо не превзошли мы доблестью своей нежную, кроткую Юдифь, но лишь только сравнялись с ней!
Многотысячная толпа отвечала ревом одобрения, грохотом оружия о щиты и прочими выражениями неистового восторга.
— Смерть царю вавилонскому, Тамерлану, — потрясая зажатым в кулаке перевернутым мечом, кричал Балтасар Косса. — Не мир, но меч ждет его!..
— Ну, с этим все более или менее понятно, — констатировал Лис. — Картина маслом по сыру. Юдифь с головой олигофрена. Затаив дыхание, жду вечера, когда вся эта шобла тайком проберется в лагерь Тамерлана и со всех ног начнет охмурять его танцами живота. То-то они пенсионера укатают! Без всякого меча обойтись можно.
— Скорее всего и придется обходиться без меча. Если Али, сын Аллаэддина, рассказал правду, а врать ему резона не было, то меч, вероятно, окажется бессилен. Если помнишь, во время инструктажа в Институте лорд Джордж рассказывал, что на Тимура устраивалось множество покушений, и все безуспешно.
— Да, что-то такое было.
— А стало быть, надо отправляться, так сказать, к первоисточнику, к башням земли Ад.
— Мгм, к первоколодцу. А шо мы там будем делать? Оно ж не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь.
— Уже, как ты говоришь, вылетело. И поймать надо. Потому как если предположения верны, то всех собранных нами воинств, всех демаршей Витовта и Мануила, царствие ему небесное, недостаточно, чтобы справиться с Тамерланом.
— Ну вот. А счастье было так близко, так возможно. Капитан, скажи хоть прикидочно, шо мы там у этих башен делать-то будем? Я так понимаю, брать их штурмом или рыть подкопы занятие глубоко безыдейное.