Башня континуума
Шрифт:
— Нет, спасибо, что-то не хочется, дорогой.
— Тогда, может быть, будешь торт? Я купил. Шоколадный, с марципанами и вишнями, как ты любишь, и твое имя написано сверху сливочным кремом.
Терри сглотнула. Не передать, как ей хотелось торта. Она могла бы заглотить торт целиком, будто удав, но за время беременности она и без того раздалась вширь практически вдвое, что вкупе с ее крошечным ростом производило трагикомическое впечатление. Неудивительно, что муж бегал к любовнице. К своей прекрасной любовнице, неземной красавице, высокой и стройной, с плоским животом и роскошной грудью,
— Мои пальцы похожи на сосиски, — сказала Терри мужу, не удержавшись от всхлипа.
Кит посмотрел на ее растопыренные пальцы.
— Ну… это художественное преувеличение, — ответил он довольно уклончиво.
— Я толстая!
— Ну… я уверен, после родов ты быстро сбросишь вес. А если нет, мы будем демонстрировать тебя в цирке-шапито вместо женщины-слона. О, Боже, почему ты сразу начинаешь рыдать? Я пошутил. Посмотри, маленькая, сейчас я тебе сделаю картофельную лошадку.
Глазами, туманящимися от слез, Терри бессмысленно посмотрела на фигурку в его руке.
— Я плачу не поэтому. Я плачу потому, что ты изменяешь мне! Если я ничего не говорю, это не значит, что я ничего не знаю о твоей любовнице. Прекрасно знаю. Ты купил ей роскошную квартиру. Заваливаешь драгоценностями и шубами. Водишь по ресторанам. Ты провел с ней все выходные! У тебя там что-то серьезное? Ты собираешься нас бросить?
— Терри, не кричи. Тебя слышно по всему дому.
— Ты хочешь развестись?
— Нет. У нас будет ребенок. В любом случае, мы не имеем права втягивать в наши проблемы ни в чем не повинное существо.
Терри заполыхала от злости.
— Вот как ты называешь собственного ребенка. Существом!
— Пожалуйста, не придирайся к моей терминологии.
— Да. Ты умный. А я — глупая курица. Ты и женился на мне, наверное, для того, чтобы я оттеняла своей глупостью твой несравненный ум.
У Кита из горла вырвался сдавленный смешок.
— Что? Уволь, дорогая. Я совсем не для того на тебе женился.
— А почему тогда?
Кит открыл рот, намереваясь заверить Терри, что он ее очень любил, и покончить с этим кошмаром, но рот открылся и как-то сам по себе, помимо воли, начал говорить правду, которая кого угодно способна сделать свободным, но счастливым — едва ли.
— Черт! Мне было двадцать два. Я смертельно хотел переспать с тобой. Я смертельно хотел переспать с… кем угодно. Мне приходилось принимать трижды в день холодный душ, чтобы снять это ужасное напряжение. И я не смел сунуть себе руку в штаны, чтобы избавиться от него… потому что в церкви мне твердили, что это — смертный грех. Что мне оставалось делать?
Терри, видимо, и впрямь была чуть-чуть глуповата, ибо столь прямо заданный вопрос поставил ее в тупик, где она застряла, тоскливо глядя на неодолимую каменную стену.
— Неужели… это была единственная причина…
— Нет. Не только. Ты была милая. Хорошенькая. С великолепными манерами. Нашего круга, из старинной родовитой семьи. А еще к тебе прилагался солидный довесок в виде сталелитейного концерна. Я тебе скажу, потому что ты всю жизнь витаешь в облаках, Тереза, люди женятся и по куда менее веским основаниям. Женятся и живут долго и счастливо.
— Почему?! —
— Почему — что?
— Почему ты просто не отправился в бордель?!
— А почему ты думаешь, что не отправился, — холодно, спокойно ответил Кит.
Терри обомлела.
— Ты ходил в бордель?
Кит закончил с лошадкой и принялся вырезать из картофеля звездочки с пятью лучами.
— Да. Еще до нашей помолвки. Меня отвел Ричард.
— Ричард?
— Не суди его слишком строго, умоляю. Он искренне хотел помочь. Это был дорогой, шикарный, эксклюзивный бордель, что-то вроде закрытого частного мужского клуба, разве без плевательниц на каждом шагу. И бархатные алые занавески. Когда я увидел занавески, то сразу понял, что совершил непоправимую ошибку, но было уже поздно.
К сожалению, место, где Кит оказался в результате, гораздо больше напоминало мрачный зев Шеола, чем райские кущи.
— Я оказался наедине со шлюхой. Красивой, дорогой, ухоженной шлюхой. Поверь, она знала свое дело. Она делала и то, и это. То, что она вытворяла, наверное, могло расшевелить векового старца, поднять из могилы мертвеца. Вот только у меня с ней ничего не получилось. Ничего. Абсолютно ничего. Так погиб миф о великом герое-любовнике. Я хотел умереть. Я и правда хотел умереть. Я решил, что вернусь домой и покончу с собой. Серьезно. По счастью, шлюха поняла мое состояние. Шлюха спросила меня, что я сам думаю об этом. Я сказал ей, что думаю… я сказал, что не могу заниматься этим со шлюхами. Она спросила, что я имею против шлюх. Я ответил, что ничего не имею против шлюх, кроме того, что они — шлюхи. Она подумала и сказала, что, раз так, мне не стоит отчаиваться, а следует попробовать с порядочной, высоконравственной, религиозной женщиной.
— Порядочная? О, Боже. И это была я? — спросила Терри, донельзя потрясенная.
— Да. Ты. И у нас все получилось замечательно, не правда ли.
Терри не знала, что это. Непреднамеренная игра света и теней? Ее злосчастные нервы, расшатанные, будто цинготные зубы? Но вдруг она увидела, что глаза мужа источают свет. Ровный, мертвенный, блистающий, белый свет.
Прежде Терри и помыслить не могла, что женщина на восьмом месяце беременности способна выказать подобную абсурдную, стремительную прыть. Она ни о чем не рассуждала и не медлила ни секунды, а сорвалась с места и бросилась бежать, ведомая самым древним, могущественным и примитивным инстинктом на свете — отчаянным стремлением спасти своего ребенка от неведомой и непостижимой, но смертельно опасной, угрозы.
Чудовищная паника поглотила ее и сожрала без остатка рассудок. Терри принялась отчаянно кричать. Она зацепилась за ковер и потеряла туфли. Как слепая, она натыкалась на мебель и больно ударилась бедром о мраморную колонну. Но и боль не заставила ее очнуться. Паника передалась и ребенку, который яростно забился внутри. Не переставая плакать, кричать и дрожать, Терри выбежала в холл и бросилась к входным дверям, сулящим блаженное спасение. Но не тут-то было. Охранники в фуражках и в черной униформе принялись хватать ее руками в жестких перчатках. Терри вскрикивала и уворачивалась, но они поймали ее.