Башня континуума
Шрифт:
— Ничего, я уже выдержал многое, выдержу и это, — время от времени говорил он сам себе неестественно бодро, крутя в пальцах ручку с золотым пером.
Но впервые в жизни он всерьез сомневался, что выдержит. Слишком тяжко сделалось держаться. А вот сдаться — напротив, было легко и заманчиво. К чему было это бессмысленное, заранее обреченное трепыхание? Он знал, что когда-нибудь умрет. Знал, что когда-нибудь холодная и безразличная Вселенная пожрет без остатка все человечество с его смешными и наивными чаяньями и мечтами, а затем, через многие миллиарды лет погибнет
Обуреваемый столь мрачными мыслями, Кит и вообразить не мог, что Вселенная, вопреки расчетам многих поколений ученых, погибнет вовсе не через миллиарды лет, а всего через два стандартных года. И что причиной глобального Апокалипсиса станет человек, который прямо сейчас, как обычно без стука, вошел в его кабинет.
— О, Господи, милый мальчик, ты все сидишь и смотришь в стену.
— Я потерял кое-что важное и теперь пытаюсь найти, — ответил Кит, не сводя взгляда с отделанной дубовыми панелями стены.
— Что?
— Смысл жизни.
Ричард страсть, как не любил рассуждений о смысле жизни. Ему тут все было ясно и понятно. Вставил, вдул, вставил, вдул. Послушать его, так все было просто, проще некуда. Но, может, и впрямь было? Кит уже ничего не мог утверждать с уверенностью.
— Довольно, — прорычал Торнтон, ухватив Кита за воротник пиджака, — вставай, пойдем к доктору.
— Не хочу.
— Знаю, не хочешь, а что прикажешь делать. Я уже неделю хожу за тобой, как на привязи, боюсь оставить одного хоть на минуту.
— Ну, это слишком.
— Нет, не слишком. Если бы ты сам мог видеть свое лицо, ты бы понял: это не слишком!
Доктору тоже не понравилась кислая мина сиятельного пациента.
— Кристофер, я знал вас с тех пор, как вы были малышом. Вы всегда отличались на диво отменным здоровьем… кроме того жуткого случая, разумеется, когда зачем-то решили зимой выйти на улицу без шарфа…
— Ну, это уж и впрямь слишком! Я подхватил эту гадость от сестры!
— Уверяю вас, как врач, это невозможно. Сестра ваша была абсолютно здорова. Просто ей хотелось поваляться в постели с томным видом и поесть клубники. Со сливками. Как иногда случается со всеми женщинами.
По дороге домой, надежно спрятавшись от этого больного, извращенного мира за двадцатидюймовыми стенками бронированного механо, Кит сидел, цепенея от ярости и прочих переполняющих его измученную душу неприглядных чувств. Вздорная, избалованная девица! А он-то помчался среди ночи за лакомствами для нее. Обычно, садясь за руль, Кит вел чрезвычайно осторожно, но тут настолько разволновался, что сбил кого-то на скользкой, обледенелой, плохо освещенной, дороге. Последующие двадцать минут он провел, вцепившись в руль, с бешено бьющимся сердцем и комом в горле, опасаясь выйти и посмотреть на труп, раздавленный на зимней дороге тремя тоннами рокочущей ультра-стали. Оказалось, это была всего лишь бродячая кошка. Хорошо, что он на диво предусмотрительно захватил с собой лопату…
От всей этой нелепицы, в конце концов, Кит разрыдался. Но, если тринадцать лет назад его
— Тихо, тихо, не надо так убиваться. У вас с Терезой еще будут детишки. Целый выводок мерзких, шумных, вонючих спиногрызов.
— Причем тут дети? Я убил…
— Кого?
— Невинное Божье творение… — прорыдал Кит, давясь слезами.
— Милый мальчик, не пойму, о чем ты, но тебе определенно надо выпить таблетки, которые прописал тебе доктор. Он обещал, что через пару месяцев приема этих вырубонов ты будешь, как новенький, а то и лучше прежнего… хотя… куда уж лучше.
— Вырубоны?
— Так называет эти чудесные таблеточки твой братец. Вырубоны.
— Почему?
Через пятнадцать минут Кит и сам в полной мере уразумел, почему и отчего. Вырубоны заполнили зияющую пустоту внутри. Впервые за несколько дней он сумел поесть, не давясь комком в горле и не выворачиваясь наизнанку. После ужина они с Ричардом расположились в гостиной и принялись пить кофе с молоком.
— Лучше?
— Да. Правда. Гораздо.
— Через час выпьешь еще парочку, и сможешь заснуть.
Вырубоны имели и побочный эффект, а именно — на Кита вдруг нахлынули сантименты.
— Знаешь, Ричард…
— Да.
— Даже если в жизни нет ни малейшего смысла и само наше существование — просто игра слепого случая, и все сущее однажды поглотит Великое Ничто… ну, по крайней мере, у меня был ты.
— Угу, — рассеянно откликнулся Торнтон, который пытался, впрочем без особого пыла, посмотреть выпуск последних новостей.
— Ты меня не слушал, — проговорил Кит обиженно.
— Да нет, слушал. Как трогательно. Я прямо разволновался. Сердце стучит, как сумасшедшее. Не иначе, сейчас меня хватит сердечный приступ. Сам послушай, — предложил он Киту, взяв за руку и прижав его ладонь к своей груди.
Само собой, сердце этого циничного мерзавца работало без перебоев, стабильно и размеренно выдавая обычные пятьдесят пять ударов в минуту. Кит ругнулся и отдернул руку.
— Торнтон, вот придурок ты! Не стоит шутить с такой ужасной вещью, как сердечный приступ! Кретин!
— Ладно, не буду, вот зануда ты. Лучше посмотри, кто к нам идет. Твой любимый зять.
Гордон спустился со второго этажа, чтобы выпить перед сном чаю, глянул на видных промышленников и перекосился.
— Фу, ребята, что с вами такое. Вечно вы, как два воркующих голубка. Вы бы еще подержались за ручки. За ваши наманикюренные ручки!
— Мы могли бы, но… пожалуй, воздержимся, — сказал Ричард и помотал головой.
Невзирая на разнообразные прискорбные обстоятельства, первый вице-губернатор Салема выглядел просто изумительно. Похудел, поздоровел. Кит неосмотрительно отвесил зятю комплимент. Ох. Кто тянул его за язык! Гордон тотчас засиял, как начищенная медная монетка, и объяснил Киту, что своим цветущим видом обязан истинной духовности.
Мол, он посвятил всего себя духовному самосовершенствованию и сел на вегетарианскую диету.