Башня над пропастью (Сказания трех миров - 2)

Ирвин Ян

Шанд продолжал:

–  Все аркимы-полукровки страдают, видимо, из-за того, что они ни то и ни другое, и нигде не чувствуют себя по-настоящему дома. Это вина аркимов: тех, в ком течет их кровь лишь наполовину, не очень принимают, и им не совсем доверяют.

–  Я этого никогда не чувствовала, когда была в Шазмаке, - возразила Карана.

–  Но ты же главным образом принадлежишь к человеческой расе. Я уверен, что ты никогда не хотела стать аркимом.

–  Да, никогда. Но они относились ко мне с большой добротой -

как к гостье и родственнице.

–  Как бы то ни было, Галлиад стал путешественником и знатоком аркимского искусства.

–  Этого я не знала.

–  О, он всегда искал ключ к какой-то великой тайне.

–  Какой тайне?

–  Не знаю: он был скрытен на этот счет. Возможно, он думал, что, если сможет предложить ее разгадку аркимам, его примут как одного из своих.

–  Эммант тоже так думал, - тихо произнесла Карана.
– Но они его не приняли.

Шанд замолчал, размышляя над словами Галлиада о том, что Карана совсем особенная, и гадая, что они значат.

–  Я так скучаю по Готриму, - сказала она.
– Это смешно, ведь когда я думаю о Готриме, вижу отца, хотя имение принадлежало семье матери. Он там всегда что-то делал: перестраивал камины или возился с водопроводными трубами, прокладывая их по всему дому.

–  Аркимы - величайшие инженеры трех миров, - заметил Шанд.

–  Ты бы только посмотрел на плиту у нас на кухне, - с воодушевлением произнесла Карана.
– Она огромная, и на ней греется вода для всего дома. Я такую нигде не видела.

–  О чем еще ты мечтаешь?

–  Я часто мечтаю о Лиане - о том, как привезу его к себе домой. Но это меня пугает: я боюсь его потерять. Боюсь, что ему наскучит мой маленький сельский мирок. И...
– Она замолчала и отвела взгляд.

–  Да?
– спросил он после паузы.
– Что тебя беспокоит?

–  Я опасаюсь об этом говорить, - тихо сказала она.
– Я невероятно самонадеянна - ведь мы с Лианом не обсуждали ничего подобного. Но я хочу ребенка и наследника Готрима. Разве мои желания чрезмерны?

–  Отчего же... на этом держится мир. Но у тебя еще много времени, чтобы завести семью и детей.

–  Не знаю.

–  Почему?

Карана никогда прежде не решалась делиться с кем бы то ни было своими мыслями о таких вещах. И она не была уверена, стоит ли говорить об этом с Шандом.

–  Женщины моей семьи не очень... плодовиты. И их период плодовитости совсем не долог. У моей матери он длился всего десять лет. Мне двадцать четыре, и я чувствую, мой срок истекает.

–  О!
– сказал Шанд, и они оба замолчали.

–  Я хорошо знал твою мать, - наконец начал Шанд.

–  Я не хочу о ней говорить, - резко ответила Карана. У нее были сложные чувства к матери.
– Должно быть, она меня ненавидела. Почему же еще она покончила с собой, оставив меня совсем одну?

–  Отчаяние заставляет нас совершать

странные поступки, - сказал Шанд. Мне тоже довелось испытать, что такое отчаяние.

Карана не стала больше слушать. Опасаясь, что он продолжит рассказ о ее матери, девушка поднялась и ушла в темноту звездной ночи.

После Джелбона они продолжали идти на северо-восток по каменистой равнине, покрытой кочками с жесткой травой. Один раз вечером налетел холодный ветер с юга, который принес снег, покрывший землю белым слоем толщиной с палец. Это был последний вызов зимы. В дальнейшем дул только теплый западный ветер, обещавший дождь, но редко выполнявший обещание. Теперь у Шанда с Караной возникла проблема с водой: ее осталось на донышке лишь одного меха.

Раза два Карана просыпалась ночью оттого, что ей снился дурной сон, и тогда в сумрачном свете она открывала глаза и видела Шанда, тревожно наблюдавшего за ней.

–  Что тебе снилось?

–  Ничего, правда. Просто у меня ужасное предчувствие, будто все, что я люблю, разлетится на куски.

–  В этом-то и беда, когда кого-то любишь, - сказал Шанд.
– Засыпай снова - утром нам рано вставать.

"Это предчувствие не покидает меня с тех пор, как мы сошли с судна Тессы на берег, - подумала она.
– Там что-то меняется".

Они взобрались на небольшую возвышенность, и вдруг перед ними оказалась пустота - там не было совсем ничего! Земля уходила вниз - утес за утесом, терраса за террасой, склон за склоном.

–  О!
– воскликнула Карана, пораженная открывшимся зрелищем.

Они стояли на краю высокого утеса. Внизу был крутой склон, перерезанный глубокими ущельями и переходящий в холодную белую равнину, которая простиралась во всех направлениях, теряясь в тумане. Огромная пустота; пропасть, глубокая, как океан, - однако там не было воды.

–  Перионское Море, - сказал Шанд.
– Сухое Море.
– Карана не отвечала и только не отрывала взгляд от этой огромной пустыни.

Усевшись на пригорке у края обрыва, Шанд украдкой наблюдал за ней. Девушка смотрела на море, и впервые за весь месяц ее лицо оживилось. Она прошлась по краю обрыва, вернулась обратно, потом остановилась в смущении и оглянулась назад - туда, откуда они пришли.

Шанд терпеливо ждал, хотя чувствовал какое-то волнение. Казалось, что, пройдя весь этот путь без всякого направления, теперь он надеялся, что его поведет она. Его? Если бы только она знала. Впрочем, возможно, когда-нибудь узнает. Что же в ней такое? Почему она ключ ко всему? С каждым днем в Шанде росла уверенность, что это так. И что он тут делает - он, который поклялся, что никогда не будет вмешиваться в дела Сантенара?

Карана медленно вернулась к Шанду и уселась рядом с ним на траву. Она обхватила руками колени и, положив на них подбородок, задумчиво смотрела на море.